В дебрях Атласа

— Стало быть, Сиди Мухаммед не защищает больше аиссанов? — спросил Бассо, благоразумно отходя от двери.

— Должно быть, надоело.

— Пошли его к дьяволу вместе со всеми змеями и выходи сюда.

— Не смею двинуться, господин, — жалобным голосом отвечал марабут. — Тут одна кобра как раз улеглась в дверях; она не спускает с меня глаз, будто хочет заколдовать.

— Толкни ее ногой или убей ятаганом.

— У меня нет оружия.

— Черт возьми! Иди сюда! — кричал сержант, теряя терпение. — Ты совсем не такой простак, каким притворяешься, и знаешь кое-что о тех, кого я ищу. Они, наверное, проехали мимо твоей куббы. Я убежден, что они останавливались у колодца поить своих проклятых махари.

— Не понимаю, что ты хочешь сказать, господин, — ответил Мулей-Хари. — Я бедный марабут, охраняющий могилу святого, и только и знаю, что читаю Коран.

— И напиваешься, как скот.

— Я мусульманин! — с негодованием воскликнул марабут. — Это вы, франджи, пьете все без разбору.

— Наш Аллах нам этого не запрещает. Ну, да будет болтать! Ты тут вздумал мне зубы заговаривать, чтобы дать другим время ускакать. Только очень ошибаешься.

Он обратился к своим спешившимся спутникам:

— Сабли наголо! Приняться за этих гадин! Живой или мертвый марабут должен быть в наших руках.

Я его заставлю говорить. Он должен знать о беглецах.

— Там жарко, сержант! — ответил один из спаги. — Если надо сражаться с людьми, я всегда готов. Ну а со змеями — слуга покорный!

— Мы говорим то же, — хором подтвердили остальные.

— Трусы! — яростно крикнул на них Бассо.

— Поведи нас против отряда кабилов, и мы покажем, кто мы, сержант, — сказал капрал.

— Этот человек мне нужен, черт возьми!

— Прикажи ему выйти.

— Он боится кобры, которая разлеглась перед дверью.

Спаги пожали плечами и не тронулись.

— Божье наказание! — закричал Бассо. — Я вам покажу, что я храбрее вас.

Он вынул из сумки двуствольный пистолет и, сунув саблю под мышку, направился к двери.

Марабут продолжал стоять посреди куббы, неподвижный словно статуя. Казалось, страх парализовал его.

Змеи, все еще не успокоившиеся, по-прежнему ползали по полу куббы, поднимаясь на хвосты и яростно шипя. Иногда одна из них подползала к Мулей-Хари и пыталась укусить его.

Сержант был человек храбрый, но и он на минуту остановился перед страшным пресмыкающимся, поднявшимся на хвост и распустившим капюшон.

— Собака марабут! — закричал Бассо. — Ты можешь заставить ее отойти: все змеи повинуются аиссанам.

— Что же мне делать, если они сошли с ума и не слушаются моего голоса? — ответил Мулей-Хари. — Попробуй сам.

— Я никогда не имел ничего общего с Сиди Мухаммедом.

Он прицелился из пистолета, в то же время взяв в правую руку саблю на случай внезапного нападения, и выстрелил.

Кобра, пораженная в голову пулей, открыла было пасть, но вслед за тем перевернулась и вытянулась.

— Путь свободен, — сказал сержант. — Ты можешь выйти.

— А другие? — спросил Мулей-Хари дрожащим голосом.

— Оставь их в куббе.

— Как же мне потом вернуться сюда?

— Это уж твое дело. Ну, поворачивайся! Мне некогда терять времени. Если не станешь повиноваться, я тебя пристрелю!

Марабут прекрасно понял, что дольше тянуть нельзя, иначе его собственной шкуре грозит опасность. С жестом, выражавшим покорность судьбе, он бросил последний взгляд на своих змей, охранявших неприкосновенность убежища Хасси аль-Биака, и вышел из куббы.

Едва он успел переступить через порог, как Бассо схватил его за грудь и потащил к лошадям, говоря угрожающим тоном:

— Если осмелишься сопротивляться — смерть тебе! Здесь пустыня, и никто не расскажет твоим братьям по религии, что я отправил на тот свет марабута, потому что все мои спаги — христиане.

— Что же тебе от меня надо, господин? — спросил Мулей-Хари.

— Многое, любезнейший, — ответил сержант. — Прежде всего, чьи это махари у колодца?

— Мои.

— Ты держишь верблюдов? Мне еще не случалось видеть, чтобы марабут занимался этим ремеслом, недостойным святого человека.

— Пророк не запрещает это. Для него верблюд тоже священное животное.

— Плохой вкус у вашего Пророка, что он покровительствует вонючим верблюдам.

— У меня махари.

— А! Махари! — воскликнул Бассо. — Ну, попался.

— В чем?

— Погоди, любезнейший. Мне из-за тебя придется потерять немного времени; но так как с теми людьми, кого мы ищем, едет женщина, они должны будут остановиться отдохнуть на несколько часов. Все равно мы догоним их на заре. Так, стало быть, махари твои?

— Мои, господин.

— Посмотрим. Сколько их у тебя?

— Семь, господин.

— Оседланных?

— У меня совсем нет седел.

— Вот как? Увидим. Эй, молодцы, зажгите-ка факелы.

Двое спаги порылись в плащах, свернутых позади седел, и, вынув оттуда факелы, зажгли их.

— Идем, святой человек, — сказал Бассо. — Тебе меня не провести. Ты, может быть, и хитер, да я, хоть и не алжирец, в десять раз хитрее тебя.

— Я следую за тобой, — поспешно проговорил Мулей-Хари, старавшийся казаться спокойным, хотя в душе тревожился за Хасси аль-Биака.

Сержант направился к водопою — струе воды, вытекавшей из расселины в скале вблизи группы карликовых пальм, и осмотрел всех махари.