В дебрях Борнео

На седьмой или восьмой день после прибытия отряда Сандакана в воздушную деревню она опустела: дряхлые старики и старухи, забрав маленьких, не способных служить носильщиками детей, покинули свое гнездо и расползлись, как ящерицы, по лесу, забиваясь в такие щели, где их не мог отыскать даже зоркий глаз их непримиримого врага, лесного даяка. Собственно говоря, только этому поразительному для европейца умению забиваться в какие-то щели, заползать в звериные и змеиные норы негрито Борнео обязаны тем, что их племя, беспощадно преследуемое даяками, еще не исчезло с лица земли.

Все население деревни негрито, которое было в состоянии носить оружие и таскать тяжести, примкнуло к отряду Сандакана и двинулось в дальнейший путь, опять прорубая себе дорогу в лесной чаще по направлению к Голубому озеру, к резиденции Белого раджи.

Но кроме бесчисленных естественных препятствий — топких болот, бескрайних чащ, диких скал, — надо было опасаться еще и нападений даяков.

В самом деле, однажды ночью маленький отряд Сандакана совершенно неожиданно подвергся опасности быть буквально сметенным с лица земли в течение нескольких минут. Но об этом эпизоде следует рассказать особо,

XIV. Ниф-ниф

Была теплая, даже душная ночь. Лес дремал, словно зачарованный. Лагерь отряда Сандакана являл собой картину полного покоя. Почти все солдаты спали, расположившись группами кто под импровизированными навесами из веток и листьев, кто прямо на земле. Не спали только часовые, чутко сторожившие и оберегавшие покой товарищей, да вожди этого странного войска, все углублявшегося в таинственные области Борнео.

Казалось, воздух в эту ночь был напоен электричеством, каждый чувствовал странное возбуждение и легкое недомогание. Какая-то тревога пропитала все вокруг. Но тем не менее, подчиняясь установленной строжайшей дисциплине, не только старые, опытные бойцы, малайцы Сандакана и ассамцы Янеса, но и вновь завербованные негрито соблюдали полную тишину. Если кто и не спал, то оставался неподвижным на отведенном ему месте. Не слышно было даже обычных разговоров, бесед полушепотом, во время которых обитатели тропических краев любят передавать бесчисленные легенды, одну невероятнее, пестрее и фантастичнее другой. Впрочем, для таких ночных бесед, тянущихся целыми часами, почти непременное условие — пребывание кружка слушателей у костра. Люди сидят на корточках или лежат у огня, образуя вокруг него живое кольцо, глядят на огонь блестящими глазами, прислушиваются к потрескиванию горящих сучьев, по временам разбрасывающих яркие искорки, и слушают какую-нибудь легенду, рожденную в дни бесконечно давно прошедшие…

В ту ночь, о которой мы рассказываем, во всем лагере не горело ни одного костра: опасаясь возможности ночного нападения, Сандакан распорядился, чтобы огня не разводили.

Сам предводитель отряда не раз обходил выставленные для охраны дремавшего лагеря пикеты, проверяя, стоят ли на своих местах часовые и не заметили ли они чего-либо, что указывало бы на приближение опасности. Нет, ничего не было, никто ничего не заметил. А между тем Сандакан каким-то инстинктом чувствовал, что опасность надвигается, что она близка, что, быть может, смерть уже сторожит его маленький отряд, и не мог побороть беспокойства.

Вместе с ним в его обходе принимали участие Янес, флегматично покуривавший неизменную сигару, и вождь негрито, который за время похода вообще оказывал «утан-уропа» массу услуг и проявлял исключительную преданность им.

На одном из поворотов тропинки пигмей остановил Сандакана, тронув его за руку:

— Господин! Блуждающие духи! — сказал негрито, показывая в туманную даль.

Сандакан вгляделся, и его зоркие глаза различили двигающиеся вдали странные красноватые огоньки, напоминающие блуждающие болотные огни. В то же время чуткий слух малайца уловил отдаленный гул.

— Это, должно быть, светлячки! — пробормотал Янес, внимательно наблюдавший это загадочное явление.

— Злые духи! Горе нам! — бормотал перепуганный негрито, дрожа всем телом.

— Боюсь, — отозвался Янес, — что это не светлячки, а какая-нибудь новая пакость нашего приятеля, достопочтеннейшего Фемистоклеса, или Теотокриса, классического жулика…

— Ты, должно быть, прав! — откликнулся озабоченно Сандакан. — Во всяком случае, недурно бы поднять людей и подготовить их к бою!

Дав короткий отрывистый свисток, Сандакан через минуту увидел, что весь лагерь оказался на ногах: люди стояли, вглядываясь в мглу ночи, туда, где по-прежнему перебегали с места на место огоньки, теперь казавшиеся уже огромными.

«Ниф-ниф!» — донесся странный звук, напоминавший свист паровозного гудка.

— Носороги! Носороги! — закричал негрито. — Спасайтесь, утан-уропа! Даяки гонят на наш лагерь целое стадо носорогов!

— Вздор! Носороги, глаза которых светятся как огонь? Этого быть не может! — возразил Янес.

— Это не глаза светятся. Даяки привязали к головам носорогов горящие сучья. Торопитесь, утан-уропа!