В дебрях Кара-Бумбы

Андрюша вскочил со стула и, не глядя на Майку, вышел в коридор. И, как ему ни жалко было, он бросил брошку на пол и ударил по ней ногой.

Стекло под ботинком хрустнуло.

Андрюша злился на самого себя.

Отпирая свою комнату, он обнаружил в замочной скважине телеграмму:

«Приехала Москву делаю ремонт квартиры целую своих детей.

Мама».

У Андрюши кольнуло под сердцем. Ему стало очень горько. Как плохо, что рядом с ним нет сейчас родной, любимой мамы!

Глава XII ПИСЬМО

«Серёжа, что же ты не пишешь? Как проводишь лето? Я провожу хорошо. У нас уже яблоки продаются. Они, правда, ещё не совсем спелые, но вкусные. Говорят, в этом году урожай. Наш завод в выходные дни ездит по колхозам и помогает колхозникам. Я не поехал и жалею. Один мой приятель, Афоня, ездил и на корове катался.

Серёжа, ты, наверное, скучаешь в Перловке? А я не скучаю. Тут я дерусь с одними мальчишками. Они воображают из себя и хотят на меня заявление в школу написать. Чтоб из пионеров выгнать. Ты только об этом никому не говори. Я хочу с тобой посоветоваться. Могут ли они меня выгнать, когда не я, а Афоня взял у одной тётки десятку за работу?

Я думаю, не могут. Я же хороший ученик считаюсь, а от общественной работы не отговаривался.

Серёжа, я сам знаю, что пионер должен быть честным, и поэтому десятку я хочу отдать. А денег нет. С девчонками я дружить больше никогда не буду. Они все предательницы и воображают.

Твой друг Андрей».

Глава XIII НА РЫБАЛКЕ

В это утро клёв был отличным. Рыба словно сама просилась на крючок. Часа за два Афоня надёргал полное ведёрко бычков, жирных и увесистых.

Над тихим остекленевшим Днепром, над живописными берегами с буйной сочной зеленью носились ширококрылые чайки. Головки нырков торчали из воды, точно вопросительные знаки. Белый трёхэтажный пароход, освещённый солнцем, проплыл по течению, словно лебедь. Его палубы были пусты. Пассажиры ещё спали.

Афоня, спрыгнув с лодки, вышел на берег. Песок скрипел под ногами. Свежий воздух бодрил тело, и оно было лёгким и подвижным. Из-под замшелой коряги он вытащил всех своих рыб, нанизанных через жабры на тонкий прут, и взвесил их на руке.

После того как Андрюша рассказал Афоне о своём тяжёлом разговоре с Майкой и о том, что Витаха собирается его выгнать из пионеров, немедленно было решено вернуть тёте Фросе десять рублей.

Но как вернуть этот долг, когда в кармане ни копейки? Потом Афоня догадался: надо наловить рыбы.

— Значит, так, — сказал он, — пять бычков отнесём тётке, пятнадцать возьмём себе.

— А может, ей все отдать? — предложил Андрюша.

— Хочешь, отдадим все, но немножко попробуем сами, — согласился Афоня. — Зажигай костёр!

Андрюша встал на колени перед сухим хворостом и чиркнул спичкой. Ему в лицо сразу же пахнул горячий воздух. Прожорливое пламя накинулось на сучья и весело облизало алюминиевую кастрюлю, висевшую на палке над костром.

Глядя на то, как Афоня потрошит рыбу и чистит картошку, Андрюша вспомнил о Майке. Она так же быстро и ловко орудует ножом. Но из-под лезвия у неё летели не толстые срезки, а выползала длинная шкурка, тонкая и витиеватая.

Уже прошло несколько дней, как они поссорились. Андрюша часто встречается с Майкой в коридоре, но не произносит ни слова. И она тоже молчит. Проходи» и даже не смотрит, будто он пустое место. А как Анд рюше хочется сказать, что у него разорвались носки и что он очень соскучился по горячему супу! А потом, с Майкой всегда, всегда можно поговорить о чём хочешь, посоветоваться. А теперь вот живи и советуйся сам с собой.

Андрюша вначале думал, что ему без Майки будет даже лучше. Она, казалось, иногда мешала ему. Но чем дальше заходила ссора, тем сильнее хотелось помириться. С Майкой было как-то веселее, всегда хотелось выкинуть что-нибудь такое удивительное — например, сунуть себе в рот в темноте горящую спичку и показать девочке, как у него просвечивают щёки. А что сейчас вдвоём? Никакого интереса…

Уха вышла наваристая, жирная. Андрюша вслед за Афоней обсосал и рыбьи головы, что делать раньше почему-то брезговал.

— Так, говоришь, Майка откололась теперь от нас?

Афоня, как китаец, тонкой палочкой накалывал в кастрюле картошку.

— Ага. Всё кончено, — сказал Андрюша. — Я ещё на аэродроме в Москве понял, что она финтифлюшка. Так и вышло.

Он держал в ладонях горячий рыбий хвост и общипывал с него белое мясо.

— А я по глазам вижу, ты того… переживаешь, — заметил Афоня. — Сердце-то ёкает?

— Нужна она мне очень! — покраснел Андрюша. — Вот уж ни капельки не ёкает!

— И мне она не нужна! А не знаешь, долго у неё сидел Витаха?

— Не знаю. Наверное, долго, раз он её уговорил к себе поступить.

— А ты тоже пойдёшь за Майкой?

— Я? Ни за что! Она меня ещё не знает — я твёрдый!

— Слушай, Андрюшка, — вдруг как-то грустно сказал Афоня, — вот почему у меня, кроме тебя, ещё ни разу не было настоящего кореша? Вот я хотел подружиться в школе, а не мог. Как услышу, кто хоть слово болтнёт против меня, так я прямо шишек и банок вешаю. Почему, а? Вот Миколка сказал, что я единоличник, а какой же я единоличник, когда в школе учусь?

— А правда, с чего это он сказал?