В дебрях Центральной Азии. Записки кладоискателя

— Ну, брат, водить караван с товаром по незнакомым местам и дорогам рискованно. Это не то, что наши поездки налегке, где мы рискуем только нашими конями.

— Ишь ты, какой боязливый! Мало мы с тобой объездили мест, всякие приключения испытали! — возразил Лобсын.

— Куда же ты надумал ехать?

— Поведем караван так: с большой дороги вдоль Алтая повернем через Гоби на юг в город Баркуль, а оттуда пойдем прямо на восход к реке Эдзин-гол в кочевья торгоутского вана. Увидим много новых мест, заведем знакомства.

— На реке Эдзине, слышал я, живут очень бедные монголы, у них скота мало, а их ван захудалый. Мы наш товар не продадим там полностью.

— Видишь ты, это — монголы моего племени. Наши прадеды с Эдзина пришли сюда с. Чингиз-ханом; поэтому нас и называют калмыками. Мне охота свою настоящую родину посмотреть.

— Вот оно что! А я и не знал, что ты не из здешних монголов.

— Здешние все оттуда пришли. Но еще я узнал, что вблизи Эдзина в пустыне, среди песков, развалины большого города Хара-хото находятся.

— Полюбились тебе раскопки, что ли? Ведь на реке Дям в развалинах, куда ты меня водил, мы ничего не нашли. Может быть, и на Эдзине такой же обман окажется.

— Нет! Хара-хото настоящим городом был. Это мне объяснил секретарь амбаня. В китайских книгах этот город описан, люди жили там лет шестьсот тому назад и из города шла большая дорога на восход к реке Хуан-хэ и в Пекин. В книгах написано, почему город запустел. Он стоял на одном из рукавов реки Эдзин и во время какой-то войны неприятели запрудили реку и отвели воду в другой рукав. Город остался без воды, а население разбежалось или вымерло. Там, наверно, много хороших вещей осталось, которые люди не смогли унести с собой.

— Ну, что же, если так, рискнем. Часть товара продадим по дороге туда, остальное на Эдзине. Обратно повезем, что накопаем. А сколько времени пробудем в пути?

— Как всегда, месяца два с половиной, три, не больше. Возьмем с собой обоих парнишек, пусть приучаются к работе, а нам веселее будет.

Уговорил меня компаньон, любитель новых мест и приключений. Время было уже в конце июля и можно было начинать сборы. Лобсын уехал домой с тем, чтобы недели через две прибыть с десятью верблюдами, провиантом и сыном.

Я побывал у консула и сообщил ему о нашем плане. Он напомнил о планомерности раскопок, отдал мне инструменты, которые я вернул ему после неудачи в городе на Дяме, посоветовал заказать пару бочонков для воды, чтобы иметь запас ее для людей и коней.

— На вашем пути теперь безводные места будут, — сказал он, — придется несколько раз ночевать без воды.

Десятого августа вернулся Лобсын, а пятнадцатого мы выступили. Но так как дни были еще жаркие и длинные, мы решили переходить к ночному передвижению постепенно: выступать с ночлегов около полуночи и итти часов до 11 утра; таким образом, мы были в пути только в утренние, более прохладные, часы, чтобы не утомлять верблюдов, у которых в конце лета новая шерсть еще короткая и при движении в жаркие часы с тяжелыми вьюками на спинах легко образуются ссадины и затем раны.

Наш караван имел такой вид: впереди на лошади ехал Лобсын и вел цепочку из одиннадцати хороших верблюдов. Девять из них были навьючены товарными тюками, десятый — головной — нес бочонки для воды, палатку и одежду; на нем ехал сын Лобсына Омолон; последний верблюд вез запас провианта и наши вещи в вьючных сундучках; на нем восседал мой приемыш Очир. Я ехал на лошади то сзади всего каравана, то сбоку, то подъезжал к Лобсыну для беседы, — это днем, а ночью всегда ехал позади. На шее последнего верблюда висел большой колокольчик, так называемое ботало [48], издававший при движении верблюда равномерный нечастый глухой звон. Поэтому Лобсын всегда слышал, идет ли за ним весь караван или же часть почему-либо остановилась, и тонкая шерстяная веревочка, которая одним концом привязана к палочке, продетой через ноздри верблюда, а другим — к седлу идущего впереди него, оборвалась. Как только прекращается звон, вожак останавливается и ждет, чтобы его спутник, едущий сзади или сбоку, восстановил связь. Время от времени вожак сам останавливается на несколько минут, чтобы дать верблюдам отдохнуть, чтобы перекинуться словами со спутником насчет времени, дороги, погоды, близости остановки, выкурить трубку.

В таком порядке без особых приключений и затруднений мы шли день за днем по 40-50 верст в зависимости от характера дороги, прошли долины Эмеля и Кобу, обогнули озеро Улюнгур и вдоль подножия Алтая по долине реки Урунгу до речки Алтын-гол, где остановились раньше обычного. Лобсын уговорил меня съездить вверх по этой речке к запрещенному руднику. Ему хотелось узнать, как вспоминают караульные ночное происшествие, которое мы устроили им три года тому назад, и какую легенду они сочинили.