Как влюблённый в тот образ безбожник,
Будто Бог его благословил,
Но оставил чужими орбиты
Для плывущих во мраке планет,
С коих яркие светят сорбиты,
Только толку от света их нет…
Проплывают по вечному кругу,
Будто цепью прибиты к оси,
Не приблизятся больше друг к другу -
Он, она и её Сан – Суси…
Всё вращается в мире по кругу,
И сгорает, как звёзды, дотла,
Одиночества ходят по кругу,
А порой – от угла до угла…
Кто лишится привычной орбиты,
Тот погибнет в пучине страстей…
Вот и светят во мраке сорбиты,
Нас просвечивая до костей…
Он сорвётся с проклятой орбиты
И, как смертный, падёт до греха.
И погаснут во взгляде сорбиты,
Ночь постелит безумцам меха…
Пред вратами горячего ада,
На глазах самого Сатаны…
Ты такая же точно, эстрада, -
Грех под тканью святой сутаны.
Ты такая же точно, эстрада, -
Наша жизнь не на нашем пиру,
Даришь радости прямо у ада
И с сумою идёшь по миру…
Всё вращается в мире по кругу,
Всё сгорает, как звёзды, дотла.
Одиночества ходят по кругу,
А порой от угла до угла.
* Эль – волшебник, не путать с напитком, хотя тоже близко.
Наш огонек
Со всем, что Господь мне вложил
В мою беспокойную душу,
Я мучился, верил и жил,
Из Ада вернувшись на сушу.
А верил я только в любовь,
Всерьёз помышляя о счастье,
Не раз обжигался, но вновь
Мечтал о любви и участье.
Мечтал о красивой поре,
С зелёной весеннею веткой
И чистой росой на коре,
Светящейся каждою клеткой,
Наполненной влагой живой,
Наполненной жизнью и соком,
Без боли ещё ножевой,
Резнувшей меня, словно током…
Бывают счастливые дни
Под небом прозрачным и вечным,
В кругу хлопотливой родни,
Под светом любви бесконечным…
Но есть и иные деньки -
С мучительной болью и раной,
Суровой петлёю пеньки
И с пущенной кровью и праной…
Всё надо достойно пройти -
Спокойные дни и невзгоды,
Чтоб в них своё имя найти,
Хотя бы на малые годы.
Про вечность – безумцам мечтать,
Про славу вздыхать сумасшедшим,
А нам бы, хоть честными стать
Пред будущим или прошедшим…
И перед самими собой,
В достоинство высшее веря,
Шагая по жизни с сумой,
Но, шкур не сдирая со зверя,
Друг друга в делах не давя,
В ночи не воруя удачу,
Мгновений судьбы не ловя
И радости ложной в придачу.
Пройти бы дорогой своей -
Нам данной природой и Богом,
Оставив лишь радость на ней
И свет, как за отчим порогом!
Он долго светил нам в пути,
И нас согревал в лихолетья,
Чтоб честно сумели пройти…
И честь сохранить на столетья…
Засветит и наш огонёк
Потомкам в суровую пору
В их трудную ночь иль денёк,
И выведет, выведет в гору…
Душа и природа
Бывают дни, когда душа
Изнемогает без природы,
Как будто благодати роды…
Ждёт, не дождётся.
Хороша
В такие дни и хмари скука,
И шалость ветра в лозняке,
Где каждый лист на сквозняке
Вдруг обретает силу звука.
Звучит оркестром весь лозняк,
И листьев золотые ноты
Как будто просятся в блокноты,
И с ними вместе – весь сквозняк…
Но ждёт особого душа
Великолепья от природы.
Вот брызнет солнце, вспыхнут воды!..
Как будто кубок осушив,
И сразу чувствуешь, что жив.
Изнемогая от блаженства,
Душа познает благодать
И всё стремится ей отдать
Навек в минуту совершенства.
Какая огненная связь
Души, создателя, природы!
То счастья медленные роды,
То стонет жизнь в тебе, борясь,
Как свет, с холодной, жуткой тьмой
Над окровавленной равниной,
Как голубь – в ярости орлиной,
Когда орёл уж мыслит – мой!..
И поднимает алчный клюв
Над ангельским великолепьем,
Птах вырывается отрепьем…
И в камень ударяет клюв.
Тот отзвук слышен в небесах,
Как будто раскололись тучи
От света музыки могучей,
И жизнь со смертью на весах.
Но перевешивает свет, На чашу жизни опустившись,
И в сердце радостью вместившись,
Душе дарует божий свет.
С небес нисходит благодать
На лоно девственной природы.
Нежнее скальные породы…
И чувств земных не передать!
Осень
Осень.
Осы
Над кипящим мустом.
Просинь,
Росы,
Травы с хрустом.
Свет и свежесть
Над равниной вольной…
Отчего же сердцу
Молодому
Больно?
Может, это сила
Смертная скопилась,
Кровью,
Словно мустом,
В сердце заварилась?
Иль не поместилось
В сердце
Всё раздолье,
Потому и бьётся
Виновато,
С болью?..
Осень,
Осы,
Накипь муста…
Просинь,
Росы. В сердце густо!
* * *
Металл автобусов дышал устало зноем,
Припоминая «роддома-мартены»,
Гудрон расплавленный заполнил черным гноем
Сосуды улиц и пополз на стены,
Задушенные пылью коммунхоза.
А мы с поэтом, подобрев от пива,
Вслух размышляли: что дороже – роза -
В стихах Есенина – или простая ива?
А рядом с нами задыхались розы, -
Замученные пленницы прогресса,
И лицемерно – виноваты козы -
О смерти ивы заявляла пресса.
Вечерка, растянувшись на скамейке,
Внушала мысль со страстью экстрасенса:
На экологию потрачены копейки
И потому в казне души ни пенса.
Вот это ближе к истине, наверно,
На нравственности экономим средства,
И потому, как в урне, в сердце скверно
На улицах скупого самоедства.
Каннибализм двадцатого столетья
Одет в благопристойные одежды,
И получая шанс на долголетье…
Лишает город призрачной надежды
На то, что пыль исчезнет, как угроза…
И улицы отчистятся от гноя…
А в чистых душах, расцветая, роза
Не задохнется в августе от зноя.
Останется в стихах и песнях ива -
Не символом прошедших поколений,
Не отголоском грустного мотива,
А сенью для любви и вдохновений.
Высмеивает критика-служанка