Томас пожелал ему успешно защитить докторскую диссертацию, однако, по правде сказать, не могло быть и речи о том, чтобы после случившегося научное сообщество отказало Мацухаси, даже несмотря на довольно скептическое отношение к его работе. Теперь молодого человека ждало великое будущее. Нужно только оказаться достойным его. Давление было значительным, но Мацухаси в деле с Ватанабе узнал многое о себе и сейчас ощущал спокойную уверенность, о чем прежде нечего было и мечтать. Пожалуй, это он должен был благодарить Томаса, а не наоборот.
Быть может, именно это и надо сказать Ватанабе. Возможно, тот его поймет, даже проникнется к нему уважением. Уставившись на дождь, хлещущий за окном вагона, Мацухаси слабо улыбнулся, как ему показалось, впервые за очень долгое время.
3. Три недели спустя
В Фонтанелле было прохладно и темно, хотя вентиляционные шахты, в том числе та, через которую Томас попал сюда давным-давно, в памятную ночь, и пропускали зеленоватый пыльный свет, мягко проникавший в коридоры, заваленные костями.
— Здесь? — спросил отец Джованни.
Кивнув, Томас поставил ношу на каменный пол. Ящик прибыл из Японии сегодня утром, заклеенный официальными печатями. Найт осторожно, почтительно вскрыл его и отступил. Отец Джованни зажег свечу и поставил ее на низкую полку, а Томас стал доставать из ящика черепа и аккуратно укладывать их на каменную плиту.
— Это все? — спросил священник.
— Да, то, что нам удалось найти, — ответил Томас. — Вот самые древние, те, которые Ватанабе подложил в погребальную камеру. А вот эти посвежее, которыми он не смог воспользоваться.
В ящике остался один-единственный череп. По сравнению со всеми прочими он выглядел светлым, чистым, новым.
— Вы уверены, что хотите именно этого? — Отец Джованни вопросительно посмотрел на Томаса.
— Нет, — честно признался тот. — Но наверное, этого хотел бы Эд.
Они посмотрели на череп.
— Раньше это место внушало мне страх, — признался отец Джованни. — Оно казалось мне жутким, ужасным, затем, когда я впервые спустился сюда после смерти монсеньора Пьетро, — просто печальным. Но прошло время… Не знаю. Я начал чувствовать, что все эти мертвые — словно семья. Я должен присматривать за ними, как ухаживал бы за старой, совершенно незнакомой мне тетушкой, которая из-за болезни уже не могла ухаживать за собой. Это безумие?
— Возможно, — улыбнулся Томас. — Но кажется, я вас понимаю.
— Так или иначе, но теперь мне здесь больше не страшно и не печально, — продолжал отец Джованни. — Тут есть какая-то чистота, ясность. Это помогает мне видеть все-как это сказать? Правильного размера?
— В перспективе, — подсказал Томас. — Да.
— Вы ничего не имеете против того, что Эдуардо упокоится без надгробия?
— Я, может быть, и возражал бы, но брат всю жизнь трудился ради бедняков, имена которых никто не вспомнит. Думаю, он хотел и после смерти лежать рядом с ними.
— Это не он, — напомнил отец Джованни. — Лишь останки его бренного тела. Эдуардо уже давно нет.
— Да, — согласился Найт, чувствуя, как у него защипало глаза.
Еще он вспомнил о Джиме, друге, который отдал свою жизнь за него.
«Хороший человек», — подумал Томас словами Горнэлла, сказанными об Эде.
Да. Они оба были хорошими людьми.
— Вы готовы? — спросил отец Джованни.
Томас захотел что-нибудь сказать, но слова не приходили.
Шагнув вперед, Куми взяла его за руку и заявила за обоих:
— Да.
Тогда отец Джованни перекрестился и словами мессы, такими дорогими и знакомыми, начал читать по-итальянски службу за упокой души Эда, Джима, сенатора Захария Девлина, Бена Паркса и даже Хейеса, а также всех тех заблудших, кто следовал за ним, и безымянных, останки которых лежали вокруг.
Послесловие и выражение благодарности
Роман «В день пятый», разумеется, является художественным произведением, хотя отдельные элементы сюжета основаны на реальных фактах. Я решил, что читателю, возможно, будет интересно узнать, какие именно.
Рыба, являющаяся стержнем всего повествования, — всецело плод моего вымысла, однако упоминания о живой ископаемой рыбе латимерии, или целаканте, а также недавно обнаруженных останках Tiktaalik roseae полностью соответствуют действительности. Я в неоплатном долгу перед Питером Фори, бывшим сотрудником лондонского Музея естественной истории, и Сюзен Джуэтт из Смитсоновского института. Считаю необходимым отметить, что пресловутая флоридская чешуя, якобы присланная в Смитсоновский институт в 1949 году, по всей видимости, является мифом. Однако серебряные ритуальные рыбки, подобные той, что упоминается в романе, действительно существуют. Их происхождение по-прежнему остается предметом споров.