В День Победы

«Сначала я был дурак, потом сделался умным. Дело было так. Однажды летом мы шли на базар, а у меня было плохое настроение. У меня всегда было плохое настроение. Ну не то чтобы так уж всегда, а как стал подрастать, мысли всякие полезли в голову, бывало, такая тоска нападет; только слюни я распускать не привык. Когда родная тетенька выкурила меня из-под своего крова, меня через гороно отправили в детдом за Урал. Там, с одной стороны, было неплохо: кормили, одевали, велели учиться и на простынке спать укладывали. Там был этот Федотов, не любил меня, обижал, знал, гад, что я жаловаться не пойду. Конечно, я сам был не сахар, настырный был и не любил себя хорошо вести. Обозлился я и решил из детдома сбежать. Добрался до Москвы на поездах. Там хотел на фронт уехать, разведчиком чтобы быть и с отцом встретиться. Все просил солдат, которые в теплушках сидели: возьмите, а они посмеются и хлеба мне дадут, а я заплачу. Меня поймали и опять отправили в детдом, где был Федотов. Я и в другой раз сбежал, опять доехал до Москвы и с карманниками подружился. Спер у одной женщины сумочку из кожи. Хорошая такая женщина была, красивая. Она рот разинула, я у нее сумочку — того… Нечего рот разевать. В сумочке мелочь была и хлебные карточки. После я к себе добрался, пришел к тетеньке и подмигнул ей: мол, теперь не выкуришь. Стал я у нее жить непрошеным постояльцем, что хочу, то и делаю — хочу ночую, хочу нет, и в школу могу не ходить, и делать мне ничего не надо, а тетенька меня стала бояться. Для виду в школу поступил, в пятый класс для переростков, а сам целые дни на базаре. И сходило все. И шпана меня уважала. А все как-то не так… Чего-то не хватает… Втемяшится что-нибудь, и тоскую; и воспоминания, тоска — и все; зло на что-то. Так уж…»

1

Король был приметным в этой зловредной тройке. Его правую щеку украшал шрам. Он выделялся ростом и широкими плечами, в нем можно было с уверенностью определить значительную физическую силу. Несмотря на свою цыганскую внешность, он был самый настоящий русский, и звали его Васькой, а черный с кольцами чуб был распущен им из-под кепочки умышленно — любил, когда его принимали за цыгана. Он казался плохо выспавшимся и молча курил с недовольным выражением лица; папироса двигалась у него во рту, задерживаясь на языке, и он только раз захватил ее пальцами, чтобы перекусить замусоленный кончик, затем снова опустил руки в карманы брюк. Он обладал непостоянным характером и легко заражался весельем и унынием, однако больше был склонен к меланхолии.

Приятели шли следом за Королем. Толя Кот, стройный блондин, с честным взглядом и неожиданной резкой улыбкой, был, по неглубокому впечатлению, вполне приличный молодой человек; приземистый Сашка Балда тяжело и мрачно посматривал исподлобья и держал руки в рукавах за спиной. Все трое заправляли брюки в сапоги, но одеты были разнообразнее: Король носил флотскую тельняшку под черным пиджаком, помятым, но еще удовлетворительным. Кот был в чистой белой рубахе. Балда надел серый пиджак не по размеру, засаленный, протертый на рукавах до дыр и отороченный по полам краем рваной подкладки.