В День святого Валентина

Ей было непонятно, чего он добивается, неужели надеется, что она так устанет от его постоянного присутствия, что безо всяких усилий отдаст ему ребенка? Но нет, он не мог додуматься до такой изысканной мести. Мореа говорила, что для разводящихся пар играть друг у друга на нервах обычное дело, хотя бы просто для того, чтобы доказать, что они это могут.

Сандра надеялась, что ей удастся доводить Коннора, хотя бы вполовину, до такого состояния, в которое приводили ее саму его выходки.

Она поднесла к губам вилку с кусочком цыпленка, заботливо зажаренного миссис Огден, и произнесла:

— Коннор…

В тот же самый момент он сказал:

— Сегодня я говорил с Луиджи.

Тема была ей интересна, как бы она ни желала казаться равнодушной. Да и лучше отложить выяснение отношений на потом.

— Ну, ты его успокоил?

— Кажется, у меня это не совсем получилось, — покачал он головой.

— А в чем дело?

— Он убежден, что я разорю компанию, если ты не будешь проверять каждое мое решение.

— О, Господи, — голос Сандры дрожал от возмущения, — никогда не слышала ничего глупее.

Он пристально смотрел на нее. В его глазах отражался играющий огонек свечи. У Сандры было такое чувство, будто его взгляд устремлен сквозь нее. Руки ее дрожали.

— Спасибо за комплимент, — мягко ответил он.

Дрожь прошла, ей стало тепло. Она не собиралась льстить ему, просто сказала то, что думала. Но странно — слова похвалы сорвались с ее языка прежде, чем она сочла, что лучше было бы промолчать.

— В любом случае, — продолжал Коннор, — думаю, мне надо поехать и встретиться с ним.

— И как можно скорее, — согласилась Сандра. — Луиджи необходимо контролировать, пока он никому не навредил.

— Вот именно. Рад, что наши взгляды совпадают. Мы договорились о встрече на этой неделе.

Вместо поездки в Финикс. Теперь она радовалась, что не подняла вопрос о своей поездке, он дал ей козырную карту, и если ее умело разыграть…

— Понимаю, — поспешно сказала она, — интересы компании, конечно, важнее, ты должен ехать и сделать все, что возможно.

Она опустила глаза в тарелку и лишь потом подняла на него озабоченный взгляд:

— Но я все-таки собираюсь поехать в Финикс. Не хочу откладывать. Так что, если ты не возражаешь, когда уедешь к Луиджи…

— Разумеется, — ответил Коннор, — у Кэрол уже готовы билеты Денвер — Финикс на нас двоих в пятницу вечером.

— Нас? Но… — она остановилась и сделала еще один заход: — Мне кажется, тебе надо встретиться с Луиджи как можно скорее.

Коннор кивнул:

— Все складывается как нельзя лучше. Луиджи этой зимой живет под Финиксом. — Коннор отрезал себе еще кусок цыпленка. — И у меня прекрасный предлог, чтобы заехать к нему. Кроме того, ты поможешь мне убедить его в том, что «Шервуд косметикс» в надежных руках.

* * *

Дом графини не претерпел никаких изменений.

Сандра вышла из машины и немного постояла, бессмысленно уставившись на безмятежную картину. Казалось, где-то поблизости на шезлонге загорает графиня, нежась в утренних лучах солнца и поджидая их. Они все будут радоваться встрече, обнимутся, расцелуются, выпьют по чашечке превосходного кофе, попробуют изысканные закуски миссис Хартфорд, поговорят по душам…

Сандра вздохнула и безвольно опустила плечи. Коннор, который выносил чемоданы из машины, бросил на нее быстрый взгляд. Она тихо произнесла:

— Графиня всегда называла этот город колыбелью новых идей, но я и не подозревала, как сложно начинать все сначала.

Парадная дверь распахнулась, и Хартфорд выбежал им навстречу. Несмотря на протесты Коннора, он ухватил два самых больших чемодана и радостно улыбнулся Сандре:

— Добро пожаловать, миссис Вэллес.

Она закрыла глаза, стараясь справиться с болью, она не хотела думать об этом доме как о своем собственном. Расправив плечи, Сандра взяла легкую сумку.

Коннор выхватил сумку у нее из рук.

— Я же просил тебя не таскать тяжести!

— Я просто пытаюсь быть полезной, — пробормотала она.

— Это самый тяжелый момент, Сандра. Мы приехали сюда, а графини больше нет. Справься с этим, и сразу станет легче. Помнишь, как мы явились к твоему отцу на виллу сразу после его смерти?

Она кивнула.

— Я потерплю, — ответила она, с трудом переводя дыхание. — А потом станет легче.

Сейчас все было по-другому. Конечно, она оплакивала отца, когда он умер, но еще больше она горевала по такому отцу, которого никогда не имела — совсем особенного человека в жизни каждого ребенка, любящего и заботящегося о своем чаде. Но Сайлас никогда не был тем отцом, по которому она тосковала бы. Ее печаль и горе перемежались с чувством некоторого облегчения. Облегчения от того, что закончились наконец постоянные попытки убедить его в своей самодостаточности.

Воздух в доме был затхлым — специфический дух нежилых комнат. Не комнаты, а скорее, фотографии комнат. Запечатленная однажды объективом и неизменная с тех пор картинка. Подушки аккуратно уложены на диване, но выглядят так, будто в них никогда не было нужды. Подставка для нот на пианино пуста, а струны молчат. И впервые за все время, что она знала эту комнату, в ней нет цветов.