В деревне

У Клянчина отъ злости голосъ пересипъ и во рту показалась пна. Мужики не уходили.

— Да какъ же итти-то? Вдь насъ пятеро, а вы вдругъ двугривенный… Помилуйте, присылаете звать и вдругъ обсчитывать! говорили они. — Нешто это благородно? Нешто это по-господски? Дайте ужъ хоть на дв бутылки на пятерыхъ-то.

— Вотъ еще двугривенный — и чтобъ духу вашего больше здсь не было! бросилъ мужикамъ Клянчинъ деньги.

Т деньги взяли, но не уходили и принялись ругаться. Кухарка стояла на крыльц, подбоченившись, и съ злорадствомъ улыбалась на эту сцену. Клянчинъ, окончательно растерявшійся, не зналъ что длать. Наконецъ онъ попробовалъ обратиться къ защит мелочного лавочника и послалъ за нимъ няньку. Явившійся лавочникъ разогналъ мужиковъ.

— И охота вамъ, сударь, вязаться съ нашей деревенской гольтепой! сказалъ онъ въ вид наставленія. — Не безъ чего же я всю эту деревенскую шляющую команду со двора гоняю. Я вашу же милость берегу. Обращайтесь ко мн въ лавку, коли вамъ что понадобится, и всякую вещу вамъ мои молодцы исполнятъ въ лучшемъ вид. Чуть что — прямо въ лавку… А мы въ книжку запишемъ и потомъ при расчет чудесно… И намъ-то пріятно, да и для васъ спокойне.

Клянчинъ слушалъ и тяжело дышалъ. Онъ былъ взбшенъ.

VI

Переночевали и вторую ночь Клянчины въ деревн на дач. Вторая ночь проведена была уже при нкоторой домашней обстановк. Спали на тюфякахъ, положенныхъ на козлы съ досками, сколоченными плотниками. Прислуг также были сдланы кровати изъ козелъ и досокъ, такъ что на полу уже стлаться не пришлось. Не поражало и отсутствіе столовъ въ комнатахъ. Плотники сколотили столы и скамейки, сдлали даже табуреты для кухни. Утромъ на столы даже выданы были цвтныя скатерти, дабы прикрыть некрашенныя доски столовъ. На окнахъ Клянчинъ прибилъ кисейныя занавски. Комнаты постепенно приняли жилой видъ. Такъ какъ кухарка была отказана, то обдъ стряпала сама Клянчина. Оставшаяся прислугой одна только нянька сначала помогала Клянчинымъ въ устройств дома и въ стряпн, хоть то и дло фыркала и гримасничала, но къ полудню, сбгавъ въ лавочку, стала отказываться отъ работы и заявила:

— У меня не десять рукъ. Не могу я занавски на окна вшать и гвозди въ стны вбивать. Да и не на это дло я приставлена. Я нянька. Меня наняли, чтобы за дтьми ходить. Длайте какъ хотите.

— Но вдь это же пока только мы еще не устроились, а посл никто отъ тебя не потребуетъ такой работы, отвчала ей Клянчина. — И наконецъ, не будемъ же мы жить съ одной прислугой. Понятное дло, что мы возьмемъ кухарку.

— Все равно. И устраиваться я не нанималась.

Клянчина не хотла отпускать отъ себя эту послднюю прислугу, а потому только замтила:

— Какая ты, Даша, неснисходительная.

— Вы очень снисходительны къ прислуг. Кухарку, вонъ, отказали и даже трехъ законныхъ дней не хотите посл отказа держать.

— Да вдь она дерзничаетъ, грубитъ, смется надъ нами, вредитъ намъ, становится на сторону тхъ людей, которые противъ насъ. Вчера пьяные мужики начали насъ ругать, и она вмст съ ними. А теб-то было бы ужъ и совстно такъ итти противъ насъ. Ты двушка молоденькая.

— Молоденькая-то двушка еще хуже подохнетъ отъ скуки въ такой глухой деревн, куда меня завезли.

— Ахъ, ты вотъ изъ-за чего! Ты общества ищешь.

— Да конечно же. А главное, я черную работу работать не намрена. Взяли бы мужика въ подмогу, коли вамъ надо устраиваться.

— Да вдь это только на сегодня. Какая ты, право… И наконецъ, вдь теб за лто два рубля въ мсяцъ прибавлено жалованья.

— Велики эти деньги, два рубля!

— Такъ не десять же рублей теб прибавить. За эти деньги я къ дтямъ ужъ бонну, гувернантку могу нанять.

— Такъ вамъ и будетъ гувернантка занавски на окна вшать и гвозди въ стну вбивать!

— Ты все съ занавсками… Но вдь занавски къ окнамъ вшалъ Василій Романычъ, а ты только ему помогала.

— Ну, а теперь и помогать не намрена. Да вотъ что… Лучше ужъ намъ честь-честью разойтиться, по хорошему. Какъ сошлись, такъ и разойдемся. Отпустите меня, увольте. Здсь мн не жизнь, а каторга.

Клянчина поморщилась. Приходилось остаться вовсе безъ прислуги.

— Хорошо, но только ты должна дожить, пока я найду себ другую няньку. Завтра Василій Романычъ подетъ въ Петербургъ и привезетъ новую прислугу.

— Нтъ, ужъ, сударыня, пожалуйте мн сегодня расчетъ и паспортъ. Тогда бы я вмст съ кухаркой сегодня и ухала. Намъ и лошадь дешевле вмст нанять до желзной дороги.

— Но какъ же я тебя отпущу, оставшись ршительно одна? недоумвала Клянчина, смшавшись.

— А ужъ это какъ хотите. Не слдовало завозить тогда въ такую глушь прислугу. Вдь вы сказали, что дете на дачу. Я и думала, что это дача. А тутъ ни музыки, никакого даже сада и никакой публики. Вонъ мы въ прошломъ году въ Шувалов жили…

— Да зачмъ теб музыка?

— Какъ возможно! Все-таки пріятно около забора послушать музыку… Нтъ, ужъ отпустите меня.

— Василій Романычъ! У насъ и нянька уходитъ и хочетъ сейчасъ насъ оставить, требуетъ паспортъ и расчетъ, обратилась Клянчина къ мужу, стучавшему молоткомъ въ другой комнат.

— Какъ уходитъ? Съ какой стати? откликнулся тотъ.