В дни революции

   Этих речей, повторявшихся несколько раз в самой истерической форме, было достаточно, чтобы до такой степени наэлектризовать толпу, что требования "арестовать Медера" раздавались всё настойчивее и настойчивее.

   И так как толпа всё прибывала, а среди солдат было, действительно, много недовольства против коменданта, то можно было бояться самосуда толпы над Медером. А раз допустить произвольные действия толпы в одном случае, легко было перейти к погромам и вообще самым необузданным выступлениям, в особенности учитывая наличность в толпе лиц с тёмным прошлым и готовых науськивать толпу на всякие выступления.

   И Исполнительному Комитету пришлось вновь пересмотреть вопрос о Медере, и решён был этот вопрос теперь в положительном смысле. Через час бедный старик был арестован и посажен в крепость.

   Несколько раз после этого поднимался вопрос об его освобождении, но сконструировавшийся к тому времени Совет Солдатских Депутатов, равно как и Совет Рабочих Депутатов, высказывались против, и нельзя было его освободить. Пришлось перевезти его в Петроград, а там, вне досягаемости киевского гарнизона, Временное Правительство, за отсутствием каких бы то ни было данных для его обвинения, освободило, наконец, старика.

   Два же подстрекателя, сделавшие своё скверное дело, после этого как-то исчезли с горизонта, и мне не пришлось с ними более встречаться. Это исчезновение, быть может, находится в некоторой связи с тем, что о человеке в форме военного врача начали уже распространяться слухи, мало благоприятные для его политической физиономии.

   Так обстояло дело с арестами.

   Но это крупные аресты, обсуждавшиеся каждый раз в Исполнительном Комитете. Повседневная же жизнь давала ежедневно пищу для устремления лиц, склонных применять аресты для предупреждения и предотвращения.

   И здесь старые методы, привычки недоброго старого времени давали себя знать.

   Как я уже сказал, несмотря на разногласия и протесты, всё-таки Исполнительным Комитетом было решено расформировать городскую полицию и заменить её милицией. Сформировать таковую сразу было мудрено; но тут на помощь пришла учащаяся молодёжь, студенты и курсистки, а также и рабочие, которые добровольно взяли на себя обязанности полиции, получившей название милиции.

   Но, ведь, дело не в названии. Функции у неё остались те же: ловить воров, грабителей и прочее жульё, которого оказалось достаточно . А рядом с арестами воров у многих развился вкус и к предварительным арестам "в порядке целесообразности", как покусителей на новый строй.

   То и дело с улицы и площадей приводили в думу, -- помещение Исполнительного Комитета, -- разных покусителей на новый строй и свободу. Обыкновенно, оказывалось, что арестованные и под усиленным конвоем приведённые никакой опасности ни для свободы, ни для нового строя не представляют, и приходилось их отпускать немедленно.

   Помню один вечер. Я стоял у входа в Думу. Приводят пару таких покусителей -- даму и молодого человека. Оказывается, что где-то на площади у толпы летучего митинга дама, обратясь к своему мужу, выразила неудовольствие по поводу манеры говорить оратора, или что-то в этом роде. Это показалось местному милиционеру-студенту опасным для нового строя, и он, взяв на помощь другого, привёл парочку под усиленным конвоем. Я, конечно, немедленно отпустил преступников, не допустив их даже подняться в дежурную комнату. И добрый десяток таких "опасных для нового строя лиц" мне пришлось отпустить в этот вечер. Последняя преступница было особенно характерна. Два студента, вооружённые с головы до ног, при шашках, револьверах и ружьях, привели простую женщину, в зимнем платке, полусвалившимся с головы.

   Возбуждённый вид этой женщины, то недовольство, с которым она обращается ко мне, жалуясь на то, что её неизвестно за что арестовали, показывали, что нужно особенно внимательно отнестись к этому случаю. И я хотел подробно расспросить, что такое произошло.

   По заявлению сопровождавших её юношей, она поносила новый строй.

   -- Что же такое сделала она? -- спрашиваю я у приведших её милиционеров, прежде чем дать возможность говорить самой "обвиняемой" и предоставить ей дать объяснения.

   -- Да она сказала: "Перше булы городові, а теперь студенты" (прежде были городовые, а теперь студенты), -- ответили мне милые юноши, усердно оберегавшие новый строй от всяческих покушений.

   Я не выдержал и расхохотался, и немедленно отпустил торговку, не дав ей, к крайнему её удивлению, возможности даже высказать всё, что у неё накипело по поводу совершённой над нею несправедливости. И пришлось её уговаривать, чтобы она спокойно шла домой, и что к ней никаких претензий никто не имеет.

   А сколько было попыток арестов инакомыслящих!

   Какой-то испуг, боязнь контрреволюции, как бы овладел многими, и то и дело были указания на необходимость арестов тех или иных партийных противников. Но к счастью, Исполнительный Комитет в Киеве был достаточно осторожен и правом вне судебных арестов без обвинения старался не злоупотреблять.