Читаем В дни революции полностью

   Ещё не дошло до них растлевающее влияние большевизма, ещё говорила только усталость: под эту усталость никто не подводил идеологических предпосылок для оправдания усталости воевать и нежелания сопротивляться неприятелю, всё сильнее и сильнее напирающему и пользующемуся всякой нашей оплошностью, всякой заминкой.

   В тот же день я проехал вёрст за двенадцать в кавалерийскую дивизию.

   Она стояла в окопах.

   В ряду вопросов, поднятых в беседе в этой дивизии, был свой специальный вопрос, вопрос о спешивании эскадронов. Ещё до революции было отдано распоряжение о спешивании некоторых эскадронов в кавалерийских полках для составления пеших батальонов, и такие эскадроны были назначены и уже спешены.

   Теперь, когда право голоса так властно пробивается всюду, заинтересованные эскадроны подняли вопрос о том, что такое назначение недопустимо, что необходимо выбирать эскадроны по жребию.

   Много усилий надо было потратить для того, чтобы доказать, что в таком назначении нет ничего оскорбительного, ни нарушения чьих-либо прав; но всё же мы добрались до решения и пришли к соглашению, удовлетворившему и тех, кто был уже спешен и рассчитывал стать конным, и тех, кто, будучи не спешен, рисковал при новом порядке попасть в категорию спешенных.

   Так покончили миром с этим острым в кавалерийской дивизии вопросом, и я уехал далее.

   Поздно вечером приехал я в штаб другой пехотной дивизии.

   После более чем скромного ужина мы заговорились до поздней ночи с представителями дивизионного комитета. Немного их было. Спор возгорелся вокруг вопроса о роли и назначении дивизионного комитета. Мои новые знакомые доказывали громадное значение дивизионного комитета, как контролирующей инстанции. Только что у них прошёл дивизионный съезд, и они с восторгом рассказывали мне, как на съезде вырабатывалась программа дальнейших работ комитета по постановке дела ознакомления с жизнью частей дивизии, с её недостатками, с слабыми местами по боевой подготовке частей, как в смысле техническом, так и в строевом. Намечена организация целого ряда комиссий, -- оружейной, траншейной, по личному составу, хозяйственной и иных.

   -- Мы составляем особые вопросники по выработанной программе, разошлём их по полкам и, когда получим ответы, разработаем порядок улучшения.

   Я отнёсся несколько критически к такой бюрократической системе работы, отдававшей стариной комиссионных методов откладывания решения насущных вопросов в далёкий ящик и сказал откровенно, что, по моему мнению, это не жизненно, и отдаёт рутиной.

   -- По моему мнению, вы напрасно потратили время на вашем съезде, употребив его на выработку каких-то программ, которые когда ещё будут проводиться в жизнь и нескоро дадут результаты. Не лучше ли было вам поступить иначе. Ведь, на ваш съезд собрались представители всех частей. Им известно много недостатков своих частей, как по части материальной, так учебной и строевой. Почему бы вам тут же на съезде не попросить присутствующих просто рассказать, каковы у них окопы, имеются ли землянки, и хорошо ли они устроены? В порядке ли оружие, шанцевый инструмент? Есть ли устремление к бою, или апатия и усталость охватила бойцов? И т. д.

   Много вопросов могли бы разрешить тут на месте или наметить, в каком направлении следует работать, чтобы боевая подготовка частей дивизии была поставлена подлежащим образом.

   Вы получили бы массу ценных сведений вчера, а сегодня эти сведения вы могли бы доложить вместе со своими соображениями начальнику дивизии (Начальник дивизии присутствовал и принимал участие в нашей беседе). И я не сомневаюсь, что всё, что в силах начальника дивизии, он постарался бы исправить. Чего не мог сделать сам, он направил бы к командиру корпуса и выше, чтобы ему помогли.

   Это было бы вашим сотрудничеством с начальником дивизии, и не только он, но и вся родина была бы вам благодарна за то живое дело, которое вы сделали.

   Мы долго спорили. Долго они доказывали необходимость "планомерной" работы, и чем-то слишком теоретическим, далёким от жизни, пахнуло на меня здесь в Лесистых Карпатах, в скромной хижине, среди людей, казалось, всей своей деятельностью так удалённых от теорий.

   Где льётся человеческая кровь, где жизни каждую минуту угрожает опасность, и где нужно уметь дорого продать свою жизнь в борьбе за счастье родного народа, -- там не место теоретизировать...

   Но вот, донеслись слухи о действиях отрядов этой дивизии в передовых окопах. Прошла неделя-две с тех пор, как в тёмную ночь мы вели эту беседу.

   Германцы пытались там брататься. Временами это им удавалось, и они проникали в окопы в качестве друзей наших солдат.

   Ещё утром они были там. Вдруг, под вечер, слышат какой-то неясный шум. С передних передовых постов передают, что собираются германские колонны. Быстро отдаются распоряжения для встречи противника. Подтягиваются резервы. Германцы открыли огонь, и первые выстрелы были направлены по пулемётам, которые обычно меняют места. Вот первый результат братания.

   Атака. Её встречают огнём и контратакой. Германцы отбиты и их постигла неудача.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное