В дни революции

   -- Да, учли, и всё-таки настаиваем на вашем назначении.

   Мне были закрыты пути отступления, и я был вынужден послать генералу Брусилову телеграмму:

   -- Если находите необходимым, согласен.

   -- Нахожу необходимым; сделал телеграфное представление, -- ответил мне генерал Брусилов, и, таким образом, Рубикон был перейдён.

   Я не нашёл возможным скрыть от генерала Ходоровича о сделанном мне генералом Брусиловым предложении и о данном мною согласии.

   Тут же Ходорович сказал мне:

   -- Я слышал, что здешний Советь военных депутатов просил о моём смещении и о назначении вас.

   Я промолчал. Мне не хотелось подтверждать этого.

   Генерал Ходорович с укоризной сказал:

   -- Я ничего не имею против этого, что они просят меня убрать. Но зачем же они мне не сказали об этом? Я сам бы подал в отставку.

   И я вполне понял его. Общественная организация, которая к тому же опирается на широкие массы, должна иметь мужество высказывать своё мнение прямо в глаза, и молчание её я ставлю в упрёк Совету.

   Узнав от меня о представлении Брусилова, генерал Ходорович немедленно подал рапорт об увольнении его от должности Командующего Войсками.

   Дня через два от делегатов получена была телеграмма, что Военный Министр А. И. Гучков согласился на моё назначение, а ещё через день в местных газетах было опубликовано об этом согласии, как о факте назначения.

   В этот же день генерал Ходорович предложил мне принять должность, но я отказался: до получения официального уведомления я не находил возможным делать это.

   Тем временем наступил министерский кризис, в связи с нотой министерства иностранных дел по вопросу об условиях мира, выдвинутых российской революционной демократией.

   Гучков подал в отставку и оставил министерство, не дождавшись сконструирования нового и не подождав заместителя. Дело о назначении меня Командующим Войсками не получило движения и, осталось в области только пожеланий.

   Хорошо, что я не поторопился.

   Но всё-таки, слух о моём назначении и уходе генерала Ходоровича уже пущен, и я понимаю то неприятное и тревожное состояние духа, которое испытывал он благодаря неосторожной публикации предположений раньше, чем они осуществились.

   Больше двух недель прошло с тех пор.

   В середине мая (15--30) приезжает в Киев Керенский, уже в качестве Военного и Морского Министра нового, коалиционного министерства.

   О времени его приезда стало известно заблаговременно, и, хотя и поздно, но представители всех организаций пришли на вокзал встретить его. А толпа народа запрудила все проходы, и у вокзала стояла масса людей.

   Генерал, Ходорович как представитель официальной военной власти, со своим штабом, я, как военный комиссар, были тут же.

   Подходит поезд. На площадке последнего вагона стоит Керенский.

   Усталый вид. Нервное возбуждённое лицо. Приветливая улыбка. Вот первое впечатление.

   Я встречался с Керенским всего один раз.

   Это было в пору реакции, в 1911 году, когда группа общественных деятелей решила чествовать обедом профессора Салазкина, уволенного за либерализм с должности Директора Высших Женских Курсов в Петрограде.

   Долго устроителям чествования приходилось добиваться разрешения на устройство обеда, так как власти справедливо предполагали в этом чествовании политическую демонстрацию.

   Но, наконец, власти уступили, и обед состоялся.

   На этом обеде в Европейской гостинице мы встретились впервые. Давно это было. Но я, как сейчас, помню его простую и искреннюю речь, в которой проявилась вся страстность и искренность его натуры. И он мне тогда же показался несколько неуравновешенным, нервным, пожалуй, импульсивным, но глубоко преданным делу свободы человеком.

   Теперь мы встретились вторично.

   Керенский приехал к нам в ореоле славы.

   Он вывел правительство из затруднительного положения и помог сконструироваться коалиционному министерству.

   Он сменил пост носителя права -- Министра Юстиции -- на пост носителей силы: Военного и Морского.

   И этим он взвалил на себя тяжкое бремя...

   Два вагона его поезда были заполнены преображенцами и матросами, сопровождавшими его в путешествии.

   Как верные рабы, они следовали по пятам и оберегали его от какого бы то ни было несчастного случая в толпе.

   Без лести преданы были ему эти здоровые молодцы, крепкие и сильные ребята.

   Надо было видеть то обожание, с которым смотрели они на него, и, окружив его цепью, открывали ему путь в самой густой толпе.

   Но можно ли будет удивляться, если в последнее время они, эти преданные ему солдаты революции, оказались в рядах войск, "защищавших" "товарища" Троцкого.

   Времена меняются. А в наше исключительное время -- особенно быстро.

   И так, Керенский приехал к нам в ореоле славы.

   Встреча была торжественная, помпезная.

   Быстрой нервной походкой прошёл он, окружённый матросами и солдатами, в зал бывших царских покоев вокзала.

   Здесь целый ряд представителей общественных организаций и партий горячо приветствовали его, высказывали сожаление, что он только проездом здесь и не остаётся на более продолжительное время.

   Тепло и приветно ответил он всем и закончил свою речь:

   -- Поздравляю вас с новым Командующим Войсками, полковником Оберучевым.