В дни революции

   День торжественных встреч и митингов с участием Керенского. Овации и ликовании в честь его, и вечером мы проводили военного министра Керенского в Петроград.

   Вспоминаю ещё одну встречу.

   В Киев должен был приехать Альбер Тома.

   Само собою разумеется, что революционная демократия встречала его на вокзале.

   После обмена приветствиями, мы поехали с Тома и его свитой по городу. Мы познакомили его бегло с памятниками старины, заехали в лавру, прошли даже в пещеры, где лежат мощи угодников.

   Особенно понравились ему образцы народного искусства в открытых лавках по пути к лавре.

   Кое-что он купил себе на память пребывания на юге.

   Завтрак у французского консула, гостеприимно открывшего свой дом для дорогого гостя и сопровождавших и встречавших его лиц.

   А затем митинг в Исполнительном Комитете, где собрались члены всех четырёх комитетов, о которых я уже упоминал в главе V, и представители политических партий.

   Социалисты и демократы горячо приветствовали французского гостя, имя которого было известно не только, как социалиста, но и как организатора обороны Франции в смысле техники для изготовления предметов боевого снаряжения.

   И каким диссонансом прозвучал здесь голос одной обольшевиченной женщины, которая публично обругала его несоциалистом и заявила, что "мы, революционные социалисты, не находим возможным участвовать в чествовании Альбера Тома и уходим". И небольшая группа лиц встала с места и ушла вместе с истерически прокричавшей свою речь ораторшей.

   Всё это произошло так неожиданно, что председатель не успел остановить говорившую, а Альбер Тома не смог ей ответить: так быстро она убежала, добившись успеха скандала.

   Через два часа был публичный митинг чествования Альбера Тома.

   На этом митинге опять один большевик подобным же образом начал приветствовать Тома.

   Председатель, зная заранее, чем это кончится, счёл нужным остановить оратора.

   Деликатный Тома попросил предоставить ему слово, и при полном молчании оратор закончил упрёком Тома за измену социализму.

   Встаёт Альбер Тома и с тонким юмором отвечает прежде всего:

   -- У нас во Франции не принято, чтобы встречать гостей таким образом; но мы не во Франции, а в России, а это страна всяких возможностей, и я не удивляюсь тому, что нашлись здесь люди, бросившие мне упрёк в измене социализму, делу которого я служил всю жизнь и продолжаю служить в настоящее время, веря в его торжество.

   И затем он выяснил свою точку зрения, как социалиста, и доводы большевика разбил самым ярким образом, встретив одобрение во всех рядах многочисленной аудитории.

   Через несколько времени в нам приезжал другой министр-социалист Эмиль Вандервельде. Он тоже ехал на Юго-Западный фронт и в своём распоряжении имел ещё меньше времени, чем Альбер Тома. Поэтому, только встреча на вокзале, завтрак у французского консула, маленькое турне по городу в открытом автомобиле и короткая беседа в вагоне, вот всё, что осталось у меня в памяти.

   Но я помню Эмиля Вандервельде в другой обстановке, в других условиях. Это было в Брюсселе в 1912 году, в ноябре месяце.

   Я был на этом митинге.

   Только что закончилось заседание бюро Интернационала, и в большом зале брюссельского народного дома был открыт митинг протеста против войны.

   Его открыл краткой, но яркой речью Вандервельде. Затем выступали представители международного социализма. Рубанович говорил первым (от имени русских). Затем выступали Жорес, так несвоевременно павший жертвой негодного убийцы накануне войны, Троельстра (Голландия), Виктор Адлер (Австрия), кажется, Гаазе (Германия). Выступал англичанин, итальянец, турок; имена их не сохранились в моей памяти.

   Каким светочем всего мира горел тогда Эмиль Вандервельде, как призывал он всех к окончанию войны, той позорной балканской войны, которая готова была разжечь пожар войны мировой и предвестником которой она была.

   И теперь этого борца за всеобщий мир события вовлекли в войну самого, и долг социалиста-гражданина повелительно диктовал ему линию поведения.

   Я не могу умолчать ещё об одном бельгийском социалисте. Я говорю о Жюле Дестре, нынешнем бельгийском посланнике в России.

   Я слышал его на другом митинге.

   Это было в январе 1913 года в Льеже, после победы клерикалов на выборах 1912 года.

   Победив социалистов, между прочим, обещанием сокращения тягостей военной службы, клерикальное правительство выдвинуло военную программу, сильно обременяющую народ. И против этого горячо протестовали социалисты, и на том митинге, о котором я говорю, Жюль Дестре всей силой красноречия молодого адвоката и убеждённого социалиста, всей силой души своей горячо обличал правительство, так повернувшее фронт после победы.

   Предо мной тогда стоял народный трибун, метавший громы против правительства, влекущего народ свой к ненужным жертвам.

   А затем... затем я встретил Жюля Дестре уже в Швейцарии, когда в конце 1914 года или начале 1915 года он приехал в Лозанну читать реферат о разгромленной Бельгии.

   Предо мной предстал измученный, много переживший и перестрадавший за это время человек, горячо любящий свою родину и мучающийся за судьбы своего народа.