В дни революции

   Стоило только серьёзно сказать старому правительству, доведшему Россию до позора: "уходи вон", как оно вынуждено было выполнить немедленно этот приказ и удалиться без сопротивления. И потому революция совершилась почти без кровопролития, без жертв. Старый, обветшавший строй пал, как ветхая одежда, которую быстро снимают и выбрасывают вон, как совершенно ненужную вещь.

   И в этом именно и заключалась красота нашей революции. Она пришла вовремя и отвечала чаяниям и настроениям всех без исключения.

   С каким восторгом принята была весть о перевороте всеми!

   Я встречался с людьми самых различных политических убеждений и настроений и ни от кого не слышал ни слова укоризны по адресу деятелей революции, ни одного указания, что делать этого было нельзя, что оно было несвоевременно. Нет, всеобщая радость, общий восторг вызвали первые события о перевороте, о свержении старого строя, столь опостылевшего всем.

   Надо было видеть те грандиозные манифестации, которые происходили в городах по поводу происшедшего, в честь нового будущего. Многотысячные толпы народа выходили на улицу и манифестировали свои чувства перед только что народившимися революционными организациями и органами революционной власти. И эти толпы, всегда в прошлое время разгонявшиеся полицией, проходили стройными рядами и хотя запружали улицы, но не было ни одного несчастного случая, ни одной жертвы. И это непривычное в жизни русской толпы явление -- ясный показатель, как серьёзно радостно принято было осуществление в российской жизни начал свободы.

   Казалось, жившая веками закрепощённой Россия привыкла всё-таки к свободной жизни и восприяла её легко и без потрясений.

   И думалось, что пройдёт короткий промежуток времени первых восторгов и упоения свободой и начнётся строительство новой жизни, столь необходимое для блага всех народов, населяющих необъятные шири нашей страны, и для блага всех других народов, нормальному развитию жизни которых не могла не мешать близость к ним страны, где ещё не были сброшены цепи векового рабства.

   Но свобода народам никогда не давалась дёшево и без жертв. И было бы большой наивностью рассчитывать, что Россия покажет невиданный в истории пример лёгкого освобождения от пут рабства и перехода к новой свободной жизни столь же красиво, каким было начало революции, первые моменты её. Нет, необходимо было испить чашу до дна.

   Новой России не страшна была, правда, контрреволюция, выступление старых сил, недовольных приходом новых деятелей. У них, этих старых сил, не было почвы под ногами, не было на кого опереться, ибо очень уж измучены были все старым произволом. И контрреволюция, в её обычном понимании, не угрожала молодой России.

   Равным образом, не страшны были молодой России и попытки революционных авантюристов вести перманентную революцию, хотя эти последние опирались и опираются как будто на широкие массы взбудораженного народа, которому они выкидывают очень понятные и весьма приемлемые лозунги. Молодой России они не страшны.

   И это утверждение я позволяю себе делать в то время, когда Россия переживает серьёзный кризис, и когда на улицах многих городов происходит гражданская война, когда всюду царит анархия, и революция приняла кровавые формы междоусобной войны и грозит в потоках крови затопить с таким трудом, ценою вековой борьбы лучших сынов России, только что добытую свободу.

   Я позволяю себе утверждать это потому, что меня не оставляет вера, что гипноз пройдёт, и стремление к нормальной здоровой жизни приведёт, наконец, страну к прекращению междоусобицы и восстановлению необходимого порядка для воссоздания действенной жизни свободных граждан новой России.

   Повторяю, этот этап необходимо было пройти, -- слишком малокультурны мы были, и слишком долго угнетало нас старое правительство, делавшее всё возможное, чтобы не дать народу образования и отдалить его от всех завоеваний культуры. И приходится теперь самому народу кровью своей, проливаемой в междоусобной войне, вызванной революционными авантюристами, расплачиваться за грехи старой царской власти.

   Но если мне не представляются слишком опасными для дела свободы и революции мятежные выступления ни справа, ни слева, то я вижу глубокую и серьёзную опасность.

   Она в следующем.

   Продолжительное бесправие русского народа не могло не оставить глубоких следов в жизни его. Само собою разумеется, что оно не могло не отразиться на многих сторонах жизни и в пореволюционный период.

   Привычка работать за страх или из жажды наград тоже отразилась на нравах и обычаях наших.

   И вот, когда оковы рабства спали, и народам России революцией была предоставлена вся сумма прав, то в сознании самых разнообразных слоёв это претворилось чрезвычайно своеобразно.

   Предо мной, как военным комиссаром и затем командующим войсками киевского военного округа, с самого начала революции и почти до последних дней проходила людская волна.