В дни торжества сатаны

— Да, — услышал я слегка возбужденный голос мисс Мэри, — Высшее Существо, правящее вселенной, очнулось от Нирваны. И взоры Его прежде всего обратились на мою несчастную Родину.

Я с удивлением посмотрел на нее.

— Вы знакомы с этим учением браманистов, мисс Мэри?

— Почему же нет? — улыбнулась она. — Вы удивлены?

— Немного. Я не предполагал, что такая хорошенькая головка, как ваша, может интересоваться подобными вещами.

— О, в моей голове подобных сведений больше, чем вы можете предполагать. Правда, они очень отрывочны и бессистемны. Но все же…

— А что это за учение? — осведомилась миссис Стивенс. — К стыду своему должна сознаться, что я очень мало занималась философскими вопросами.

— Это очень интересная доктрина, — сказал я. — Дело в том, видите ли, что по учению браманистов вся вселенная есть не что иное, как воплотившаяся мысль Верховного Существа. Все, что мы видим, а равно и то, чего мы, по несовершенству своему, видеть не можем — есть отражение этой Верховной мысли. Божество мыслит — другими словами, оно творит. Однако, по недоступным нашему пониманию законам, и для Божества наступают периоды, в которые ослабевает напряжение Его мысли. Если можно так выразиться — Бог устает творить. Тогда Он погружается в Нирвану, в небытие, как бы в особый божественный, необходимый Ему для отдыха сон. И вот вселенная, предоставленная самой себе, теряет импульс к жизни. Мысли Божества дремлют, сила их не направлена больше к созиданию нового и поддержанию уже созданного. Биение пульса жизни вселенной, дошедшее в данном периоде до кульминационной точки, становится постепенно все слабее и, наконец, окончательно замирает. Начинается регресс мироздания.

Предоставленный самому себе, а может быть, даже и злому началу, мир начинает приходить в упадок. История нашей планеты насчитывает множество примеров такого упадка. Но каждый раз за таким периодом неизменно следует период подъема. По учению браманистов, момент начала возрождения совпадает с моментом пробуждения от Нирваны Верховного Существа, правящего вселенной.

— Боже, как это интересно! — воскликнула экспансивная миссис Стивенс. — Значит, по вашему мнению, Бог опять начинает вспоминать о нас и нашем ничтожном мире? Значит, все опять пойдет по-прежнему и все мы заживем, как жили раньше?

Все, не исключая и самой миссис Стивенс, рассмеялись.

— Увы, — сказал я — я ничего не могу обещать вам, миссис Стивенс. Это не мое мнение, а мнение последователей учения Брамы. Я сказал только, что, судя по радио-грамме, красный туман, заволакивавший мозги человечества в течение долгих лет, начинает как будто разбиваться. Если мы не без основания считаем красную эпоху человечества эпохой разрушения и упадка, то надо полагать, что совершающийся теперь в Европе перелом знаменует собою наступление эры возрождения. Вот и все, что я хотел сказать.

— Мне кажется, что вы ошибаетесь, мистер Гарвей, — медленно заговорил Джордж. Против обыкновения, он смотрел на меня в упор и в глазах его сверкали какие-то недобрые огоньки. — Да, мне кажется, что вы ошибаетесь. По моему мнению, то, что совершается сейчас в Европе, вовсе не перелом. Это просто рецидив, один из тех, которые бывали уже десятки раз. Припомните, сколько неудачных революций и реставраций было повсеместно на продолжении этих лет.

— Милый Джордж, — раздался вдруг как-то странно звенящий голос мисс Мэри, — в случаях, о которых ты говоришь, попытки не могли не окончиться неудачей.

— Ты думаешь? — саркастически спросил Джордж сестру. — Почему же?

— По очень простой причине, мой милый: старая истина гласит, что никогда не следует срывать недозрелый плод.

— А ты полагаешь, что сейчас этот плод уже дозрел? — Джордж говорил спокойно, но в голосе его слышались нотки сдерживаемого раздражения. Глаза его потемнели и из них вдруг высунулись две тонкие, острые колючки. Мисс Мэри спокойно скрестила свой взор со взором брата и, помолчав с мгновение, твердо сказала:

— Я полагаю, что плод не только дозрел, но даже перезрел. Когда над великим народом в течение долгого ряда лет проделывают безумные, кровавые опыты; когда все без исключения опыты эти кончаются неудачей; когда исключительно благодаря им на одну из величайших и богатейших стран обрушиваются неслыханные бедствия; когда житница Европы обращается в пустыню, а из почти двухсотмиллионного народа остается в живых не более четверти — я считаю, что плод пора срывать. И что, будучи сорван, он принесет надлежащую пользу.

Пока горячо, взволнованно и даже вызывающе говорила мисс Мэри, я внимательно наблюдал за ее братом. Не знаю, заметил ли он это или закипавшее в нем раздражение внезапно улеглось само собой, но только вид его совсем преобразился. Лицо утратило выражение жестокости, колючки, остро торчавшие из зрачков, исчезли в глубине глаз, на губах заиграла веселая усмешка. Он пыхнул сигарой, прихлебнул кофе и с довольным видом потер себе руки.