В дни войны и мира

«…Связываюсь по телефону с 7-й гвардейской танковой бригадой и приказываю прислать на выручку танки. Комбриг докладывает, что все боевые машины выполняют задание, налицо один танковый взвод, да и тот после боя не в полном составе. Делать нечего. Пока пара танков мчится к КП, организуем круговую оборону подручными средствами… Минут пятнадцать отбивались. Но вот показались наши танки. Сразу же бойцы поднялись в атаку, следуя за танками, смяли фашистов и отбросили на полкилометра, а потом подоспевшая пехота завершила разгром прорвавшейся вражеской группы. Когда стрельба улеглась, в блиндаж вошел танкист, весь в копоти, и доложил: «Товарищ генерал армии, ваше приказание выполнено. Прорвавшийся противник разгромлен и отброшен!» Ворошилов вгляделся в танкиста и воскликнул — Кирилл Афанасьевич, да ведь это твой сын! Климент Ефремович видел моего сына еще до войны и теперь сразу узнал его. Лейтенант Владимир Мерецков командовал танковым взводом в 7-й гвардейской танковой бригаде…Помню, на вопрос К. Е. Ворошилова: «Этот сын — твой единственный?» — я ответил: «Все бойцы тут дети мои», — но внутренне гордился сыном, тем, что в свои 18 лет он честно и верно служит Родине».

Кстати, Климент Ефремович тоже всегда помнил о том грозном моменте на КП дивизии и был искренне благодарен отцу и сыну Мерецковым за боевую выручку.

К. Е. Ворошилов вообще никогда не забывал доброго к себе отношения или дружеской поддержки в трудную минуту. Старался и сам в любом случае прийти на помощь к тем людям, которые в ней нуждались, подбодрить человека хотя бы словом участия. В этой связи вспоминаю такой случай. 20 января 1943 года генерал И. И. Федюнинский выехал в район рощи «Круглая» для уточнения обстановки на месте. И получил там довольно серьезное ранение. После первой же перевязки его по настоянию К. Е. Ворошилова отправили в деревню Горка, в госпиталь, где находился уже тогда известный хирург А. А. Вишневский.

А через несколько дней, освободившись на время от забот, Климент Ефремович решил навестить раненого генерала. Как вспоминал потом сам Иван Иванович Федюнинский, маршал, поздоровавшись, начал первым делом снимать с него «легкую стружку»:

— Осторожнее бы вам надо, Иван Иванович! И вообще, слишком уж часто бываете под огнем. И иной раз без особой надобности. Так можно ведь и голову потерять. Учтите это на будущее.

— Но, товарищ маршал, вы ведь тоже частенько находитесь там, где стреляют, — напомнил Федюнинский.

— Ну, я — другое дело, — улыбнулся Ворошилов. И добавил: — Но ведь и то не в передовых траншеях. А вы…

Как опять-таки вспоминал позднее генерал И. И. Федюнинский, сам факт приезда к нему маршала, представителя Ставки, его дружеское «снятие стружки» были для него своего рода бальзамом на раны.

Долго, очень долго терзали гитлеровцы осажденный город на Неве. Они сжимали его тисками голода, калечили беспрерывными бомбежками и артиллерийскими обстрелами, желая обескровить Ленинград, сломить волю его защитников. Командующий группой немецко-фашистских армий «Север» генерал-фельдмаршал фон Кюхлер настойчиво требовал от командующего 18-й армией генерал-полковника Линдемана во что бы то ни стало удержать шлиссельбургский выступ, чтобы иметь возможность продолжать блокаду Ленинграда и впредь доставать огнем своих орудий наши коммуникации по Ладожскому озеру. Не раз врагу казалось, что город вот-вот падет. Гитлер, к примеру, самоуверенно заявлял: «Немецкие гренадеры, прошедшие с победой все расстояние от Восточной Пруссии до пригородов Ленинграда, найдут в себе силы пройти оставшийся десяток километров»[9]