В долине Лотосов

Не прошло и нескольких дней, как ревком народной коммуны доложил уездному ревкому о замечательной инициативе Ван Цюшэ по пропаганде своего путешествия на север. Работники уездного ревкома обладали тонким политическим чутьем и сразу сообразили, что это новое проявление великой пролетарской культурной революции и что не желающий поддержать его совершит крупную ошибку. В результате уездный ревком объявил Ван Цюшэ живым примером, у которого нужно учиться, и первым делом пригласил его прочесть лекцию об «утренних указаниях» и «вечерних докладах» для ревкомовского аппарата. Потом Вану дали джип, оснащенный громкоговорителем, и он начал выступать во всех уголках уезда, делясь своим богатейшим опытом. В одно мгновение он превратился в знаменитую личность, известную даже женщинам и детям, совсем зазнался, забыл о том, что с культурой и политическим кругозором у него слабовато, и переоценил свои возможности. Когда он, словно попугай, бубнил на собраниях о необходимости критики каппутистов,[29] он задел бывшего секретаря укома Ян Миньгао и его племянницу Ли Госян, которые в то время оказались не у дел… Этот ход сыграл пагубную роль в последующей политической карьере хозяина Висячей башни.

Тут автор должен заявить, что описанные выше современные суеверия, чуть ли не религиозные обряды, появившиеся на великой китайской земле, были порождением истории, пережитками тысячелетней феодальной темноты. В них нельзя винить какого-либо одного революционного вождя, как нельзя судить о своеобразных исторических условиях с позиции высоких абстракций. Необходимо углубленное, тщательное, объективное выявление корней болезни и ее лечение. Что же касается того, когда и где именно выражались современные суеверия, то вряд ли это так важно. Выступления секретаря партбюро Ван Цюшэ – всего лишь крохотный пример, наподобие чешуйки или коготочка.

Глава 3. В пьяном угаре

«Солдат с севера» Гу Яньшань постепенно стал известным в селе пьяницей. И все из-за того, что рабочая группа, стремясь выяснить причины его преступного отношения к государственному рису и доказать любовную связь Гу Яньшаня с Ху Юйинь, испросила согласие соответствующих инстанций и подвергла его осмотру в уездной больнице. Это ничем не отличалось от пытки. Много лет назад Гу Яньшань страстно мечтал создать семью, насладиться ни с чем не сравнимой радостью – у него это не получилось, но это было его личным, собственным горем. А тут в светлой комнате, как будто собравшей солнечные лучи со всего света, где даже глаза хотелось закрыть, его заставили раздеться догола и продемонстрировать всем свой позор! Целая группа людей в белых халатах и марлевых повязках (потом он узнал, что тут были и практиканты из медицинского училища), наклонившись над ним, щупали, мяли его, многозначительно переглядывались, а он лежал перед ними, как выхолощенный жеребец, и мелко дрожал, покрываясь гусиной кожей. Наконец он закрыл глаза, словно потерял сознание, но на самом деле все слышал, только в голове у него была тоскливая пустота. Такую же пустоту он ощутил много лет назад, когда был ранен в бою; по ногам у него текла кровь, ватные брюки намокли. Он уже думал, что умирает и не увидит скорой победы своей освобожденной земли. Но тогда он выжил – его спас боевой друг, – потом сорок дней лежал у одной старушки и вернулся в часть. Он, конечно, не умрет и на этот раз, но кто в него стрелял? Кто? И на каком поле боя? Ах да, боя против ревизионистов и капиталистов, за возрождение пролетариата, чтобы партия не переродилась, страна не утратила свой цвет и миллионы людей не погибли! Ради всего этого люди должны пройти жесточайшую проверку – и внешнюю, и внутреннюю, и духовную, и физическую. Это поле боя значительно шире, сложнее и непонятнее прежнего, когда просто стреляли по врагу.

Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем к нему подошел врач и сказал, чтобы он оделся в соседней комнате. Дверь в эту комнату была открыта, и он услышал, как кто-то в белом халате сказал:

– Этот человек уже утратил потенцию.

А другой, нежный голос (наверное, какой-нибудь практикантки, у которой еще молоко на губах не обсохло) спросил:

– Может быть, он гермафродит и ощущает себя то мужчиной, то женщиной?

Тут все белые халаты расхохотались, точно в театре на комедии, услышав особенно остроумную реплику. От их хохота даже стекла в окнах задребезжали. Как хотелось Гу Яньшаню, чтобы в эту проклятую комнату ударила молния и сожгла и смеющихся, и его самого!