В доме Шиллинга (дореволюционная орфография)

– Ахъ, какъ это чудно, ты попалъ въ кладовую своей матери? – сказала она, показывая на открытые шкафы. – Откровенно говоря, я ни за что не хотла бы остаться здсь навсегда, – прибавила она после дальнйшаго осмотра; она содрогнулась, когда взоръ ея скользнулъ по глубокой арк, въ которой царилъ мракъ. – Я бы смертельно боялась здсь. Когда ты мн говорилъ о монастырскомъ помсть, я представляла себ мраморныя колонны, величественныя арки и фонтаны во двор. И вдругъ работникъ приводитъ меня къ этому ужасному гнзду и увряетъ, что это монастырское помстье – я чуть не побранилась съ нимъ. Боже мой! Какой входъ! Я чуть не попала въ ведра, стоящія на дорог: маленькій ребенокъ отчаянно кричалъ гд-то. Наврно это маленькій Вольфрамъ, надежда рода? – въ сняхъ пахло жаренымъ саломъ – пфъ… сало!… и потомъ эта милйшая особа, которая привела меня сюда и которая, какъ мн кажется, представляетъ собой и швейцара, и лакея, и горничную. Она многозначительно усмхалась и покровительственно похлопала меня по спин.

На ея нжномъ бломъ лбу появились складки, и она прибавила полунасмшливо, полуозабоченно.

– Насколько я понимаю, Феликсъ, ни мама, ни бабушка не должны никогда быть здсь. Вышелъ бы страшный скандалъ, и несчастные Ружероль должны были бы en tour [7] перевернуться въ своихъ гробахъ.

– Успокойся, Люсиль, ни мама, ни бабушка никогда не попадутъ въ этакое непріятное положеніе, – возразилъ молодой человкъ, тяжело дыша, – пойдемъ и мы отсюда.

– Какъ, сегодня же вечеромъ? – прервала она его съ изумленіемъ. – He повидавъ твоей матери?

– Моя мать не приготовлена къ пріему такой гостьи, какъ ты.

– Ho, Боже мой, я совсмъ не взыскательна! Ты самъ всегда говоришь, что я мъ и пью, какъ птичка – конечно, сала я сть не буду. Но фрау Вагнеръ, наша старая кухарка говоритъ постоянно, что въ каждомъ порядочномъ дом всегда найдется въ буфет майонезъ или что-нибудь въ этомъ род, что я люблю.

Онъ крпко сжалъ губы, молча взялъ со стола соломенную шляпу и тихо и осторожно надлъ ее на темные локоны молодой двушки.

– Ну, какъ хочешь, – сказала она, пожимая плечами, и приколола шляпу золотой шпилькой. – Мы пойдемъ въ отель.

– Нтъ, я поведу тебя въ домъ Шиллинга, къ нашему другу, барону Арнольду.

– Это мн нравится, я очень этому рада, Феликсъ! Милый баронъ Шиллингъ! Я его люблю!… А увижу я его молодую жену? Я умираю отъ любопытства, красива ли она, – для меня это самое главное, было бы теб извстно.

При этихъ словахъ она встала на цыпочки, что-бы посмотрть въ висвшемъ между двумя окнами маленькомъ зеркал, „прилично“ ли надта шляпа, но, со смхомъ махнувъ рукой, отказалась отъ этой попытки.

– Бабушка хорошо знала отца баронессы, старика фонъ Штейнбрюкъ въ Кобленц, продолжала она болтать, она говоритъ, что онъ воспитывалъ свою единственную дочь въ монастыр.

– Бабушка права, – сказалъ онъ и опустилъ ей на лицо вуаль. Изъ-за узора чернаго кружева лишь мстами видна была блая бархатистая кожа, да сверкали, какъ звзды, большіе блестящіе глаза.

– Вотъ мы и готовы, – сказала она и взяла свой носовой платокъ. Феликсъ подалъ ей руку.

– Дорогая моя, – просилъ онъ, понизивъ голосъ и останавливаясь въ дверяхъ, – не разговаривай, пока мы въ дом, и иди какъ можно тише съ лстницы.

– Но, Боже мой, почему же это? Вдь мы не воры? – съ удивленіемъ спросила она. – Ахъ, должно быть, ребенокъ боленъ?

– He боленъ онъ, но у него слабые нервы.

– A, понимаю.

Они вышли въ переднюю. Молодой человкъ страшно волновался. Руки его сжимались, какъ въ судорогахъ, и по мр приближенія къ дверямъ горяче и лихорадочне становилось его желаніе, чтобы его мать не встртилась съ Люсилью.

6.

Совсмъ смерклось. Внизу въ сняхъ зажгли уже стнную лампу, которая бросала слабый свтъ и представляла въ какомъ-то страшномъ вид деревянныя рзныя фигуры перилъ; въ отворенную дверь видно было широкую пасть камина и глубокую арку двери, ведшей въ заднее строеніе, мимо которой должны были пройти спускавшіеся съ лстницы молодые люди.

– Скажи, ради Бога, Феликсъ, какъ можешь ты выдержать хоть одинъ часъ въ этомъ ужасномъ жилищ? – прошептала ему на ухо Люсиль, закрывая отъ страха глаза.

Онъ крпко прижалъ ея руку къ себ. Его эластичные шаги были такъ же тихи, какъ и шаги его спутницы, но ступеньки все-таки сильно скрипли и двигались у нихъ подъ ногами. Къ своему величайшему успокоенію молодой человкъ скоро увидлъ черезъ перила, что освщенныя сни были совершенно пусты, и вс двери затворены – еще нсколько минутъ и конецъ этому ужасному положенію.

Въ ту самую минуту, когда онъ съ облегченіемъ переводилъ духъ, изъ темнаго угла около нижней ступени лстницы прыгнуло подобно тигру какое-то темное тло, громадными прыжками промчалось мимо Люсили и исчезло въ верхнемъ этаж, – это былъ огромный, ненавистный Феликсу котъ, отдыхавшій въ своемъ любимомъ уголк.

Молодая двушка испустила громкій крикъ, вырвалась у своего спутника и, какъ безумая, бросилась съ лстницы.