В доме Шиллинга (дореволюционная орфография)

– Что знаютъ въ Германіи? – съ горечью продолжала она, пожимая плечами и взглядъ ея безцльно блуждалъ по комнат, между тмъ какъ дрожащіе пальцы теребили ленту ея кушака. – Слпо преклоняются передъ идоломъ „гуманности“, лицемрно выставленнымъ Сверомъ, врятъ въ фальшивую маску, подъ которой скрываются зависть, желаніе сломить силу Юга, отнять у него власть въ государственномъ управленіи, сдлать нищими его гордыя благородныя фамиліи, – о милое нмецкое ослпленіе! Уничтожаютъ блыхъ братьевъ и нжничаютъ съ черной расой…

– Разрзать веревки, которыми связанный былъ прикрпленъ къ земл, не значитъ нжничать. Эти чернокожіе люди…

– „Люди?!“ – прервала она его, съ насмшливой улыбкой, пожимая плечами и съ жестомъ невыразимаго презрнія глядя черезъ плечо.

Какъ серафимъ, стояла она въ своемъ бломъ одяніи, и въ этомъ гибкомъ тл жилъ ужасный предразсудокъ, жесткая душа, какъ бы въ противоположность вншней женственно-нжной красот.

– Теперь я понимаю, почему вамъ такъ противенъ нмецкій воздухъ, который стремится вытснить изъ темныхъ угловъ засвшую тамъ несправедливость, – сказалъ онъ, съ негодованіемъ глядя ей прямо въ глаза.

– Ахъ, да, я ужъ читала объ этомъ. И длается съ обычной нмецкой аккуратностью – и при этомъ нечего сомнваться, – продолжала она саркастически. – Насколько этими реформами нарушаются частныя наслдственныя родовыя права, на это не обращаютъ вниманія эти исправители вселенной. – Ея сдержанный голосъ дрожалъ отъ волненія, и потому эта гордая замкнутая въ себ женщина перемнила тему разговора. – Врите ли вы серьезно, что мы тамъ, наконецъ, достигнемъ нашей цли? – спросила она повидимому холодно и спокойно, указывая по направленію къ монастырскому помстью.

– Я хочу этому врить, потому что не желалъ бы потерять вру въ прекрасную чувствительность женскаго сердца, – отвчалъ онъ съ какой-то гнвной улыбкой. – Но мн бы страстно хотлось, чтобы это не совершалось какъ можно доле…

Она собралась было уже уходить и стояла на порог стеклянной двери; услыхавъ эти слова, она повернула къ нему голову и спросила: „почему?“

– Этого вы не должны бы спрашивать, такъ какъ каждую минуту видите, что дти внесли въ мою жизнь невыразимое счастье… Я потеряю своихъ любимцевъ, какъ только бабушка примирится съ ними, а кто можетъ безъ боли отказаться отъ любви, которая освщаетъ его существованіе?… Дти привязались ко мн, – онъ остановился на минуту, – или вы и въ этомъ отказываете нмцу? – спросилъ онъ не то съ ироніей, не то серьезно. Онъ увидлъ, какъ подъ опущенными рсницами омрачился ея взоръ.

– Какъ можете вы такъ говорить, баронъ! – вскричала Люсиль. – „Отказать“! Смшно! Разв донна Мерседесъ не намрена безъ пощады и милости бросить моихъ несчастныхъ дтей въ это ужасное разбойничье гнздо?

Донна Мерседесъ не обратила никакого вниманія на это язвительное замчаніе.

– Я никогда не позволяла себ возражать противъ послдней воли моего брата, – сказала она барону Шиллингъ. – Но я бы солгала, еслибы сказала, что не желала въ глубин души, чтобы старая женщина изъ монастырскаго помстья продолжала упорствовать и отвергать своихъ внуковъ, потому что тогда вступили бы въ силу права, переданныя мн Феликсомъ по завщанію, и я могла бы сказать: „это мои дти!“ – Она невольно прижала свою тонкую руку къ груди и въ эту минуту изъ всхъ женскихъ фигуръ, наполнявшихъ мастерскую, была самой обворожительной съ выраженіемъ глубокой ревнивой нжности, которая никому не уступитъ своего кумира.

– Это молчаливое выжиданіе противно мн, оно настоящая пытка для меня, – продолжала она. – Иногда мн нужна бываетъ вся моя сила воли, чтобы не взять вдругъ дтей и не явиться съ ними къ бабушк, чтобы положить конецъ неизвстности и самовольно вызвать окончательное ршеніе…

Она замолкла при вид его протестующаго жеста.

– Но этого не случится, – прибавила она упавшимъ голосомъ и покачавъ головой. – Однако хотлось бы мн видть по крайней мр начало, первый шагъ къ цли…

– He дадите ли вы мн взглянуть въ бумаги Феликса? Пожалуй, он намъ понадобятся, – сказалъ онъ.

– Он къ вашимъ услугамъ.

И сдлавъ ему рукой знакъ слдовать за ней, быстро вышла въ садъ.

Люсиль вскочила и пошла съ ней. Она оперлась на руку барона Шиллингъ, когда они шли по платановой алле къ дому.

– Вонъ онъ опять стоитъ у забора, этотъ противный дядюшка, который тогда такъ нагло хохоталъ изъ своей комнаты, – проговорила она. – Заборъ довольно высокъ, изъ-за него только и видно, что ястребиный носъ и щетинистые волосы, но у меня зоркіе глаза и прекрасная память, – лицо осталось у меня въ памяти точно сфотографированное,- я узнала его съ перваго взгляда… Помяните мое слово, баронъ, старая лисица пронюхала что-то, – очень ужъ часто онъ заглядываетъ черезъ заборъ.

Донна Мерседесъ прекрасно устроилась въ салон съ рзными деревянными стнами. У окна вдоль стны, примыкавшей къ монастырскому помстью, стоялъ великолпный рояль, привезенный изъ Америки, а въ ниш другого окна она помстила большой письменный столъ. Онъ былъ весь заставленъ изящнымъ письменнымъ приборомъ, кипами книгъ и различными шкатулками.