В доме Шиллинга

Молодой человкъ покраснлъ до корня волосъ. Онъ осторожно, но очень поспшно положилъ портретъ обратно на шелковую бумагу, какъ будто бы онъ жегъ ему пальцы. На одну минуту на плечо его тяжело опустилась рука: его жена мимоходомъ наклонилась черезъ него взглянуть на портретъ и прошла къ маленькому столу за своей работой.

9

Она вдругъ остановилась, какъ вкопанная и вс другіе замолчали, прислушиваясь. На улиц раздавался такой жалобный и горькій плачъ ребенка, что старый баронъ испуганно поднялся съ мста и, опираясь на Феликса, съ трудомъ направился къ окну, которое его сынъ уже открылъ.

Гроза, казалось, прошла съ послднимъ громовымъ ударомъ; дождя не было, но влажный свжій ароматичный воздухъ наполнялъ галлерею, шедшую параллельно окнамъ, а беззвздное небо чернымъ грознымъ сводомъ разстилалось надъ городомъ. Газовые фонари, горвшіе передъ домомъ, ярко освщали цвтникъ съ фонтаномъ и клумбами; ни одинъ листъ не шевелился на обремененныхъ цвтами кустарникахъ, ничьи шаги не раздавались по гравію дорожекъ; но на улиц по ту сторону желзной ршетки стояли люди, и изъ-за шума мужскихъ голосовъ время отъ времени слышался плачъ, прерываемый бранью женщины; ребенокъ больше не кричалъ.

Пока мужчины и Люсиль прислушивались у окна, баронесса подошла къ чайному столу и сла на свое мсто. Старый баронъ, вставая, уронилъ со стола шелковую бумагу со всмъ, что въ ней было, и не замтилъ, потому что она безшумно упала на коверъ. Баронесса прошла мимо нея, но и не подумала поднять, считая это унизительнымъ для своего достоинства. Она снова держала работу въ своихъ восковыхъ пальцахъ и мрно продергивала взадъ и впередъ блую нитку, не отрывая отъ работы глазъ, опушенныхъ длинными рсницами. Только одинъ разъ взглянула она на коверъ. Минка, осторожно осмотрвшись, тихонько выбралась изъ своего убжища, схватила бумагу, нжно прижала ее къ груди и исчезла опять за занавской.

Молодая женщина и не моргнула, ни одна черта въ ея лиц не измнилась — она только ниже наклонила голову и продолжала вышивать. Она и не подозрвала, что за спиной мужчинъ пара блестящихъ двичьихъ глазъ наблюдала за ней изъ-за занавски — Люсиль задыхалась отъ смха; баронесса со своей ревнивой ненавистью къ живописи была очень забавна, и къ тому же не бда, если желтое лицо двушки «изъ тропической страны» будетъ немного поцарапано.

Шумъ на улиц замолкъ; видно было, какъ расходилась толпа, и вс подумали, что какой нибудь маленькій бглецъ былъ настигнутъ преслдовавшей его матерью и уведенъ домой, несмотря на сопротивленіе. Баронъ Шиллингъ заперъ окно, пока другіе возращались къ столу.

Садясь въ кресло старый баронъ окинулъ испытующимъ взглядомъ столъ, онъ придвинулъ стоявшую на немъ посуду, поднялъ и встряхнулъ упавшую салфетку.

— Чортъ возьми, гд же портретъ? — спросилъ онъ съ досадой. — Ты его переложила куда нибудь, Клементина.

— Я вышивала, — отвчала она тихо и монотонно, обрзала нитку и положила ножницы около себя на стол, не поднимая глазъ.

Подошелъ молодой баронъ, взялъ лампу и освтилъ коверъ; Феликсъ и Люсиль, чуть не до крови кусавшая себ губы, чтобы не расхохотаться, помогали ему искать… Вдругъ у одного изъ оконъ раздался шорохъ и трескъ, какъ будто ломали сухое дерево; баронъ Шиллингъ поспшно поставилъ лампу, раздвинулъ занавски, схватилъ барахтавшуюся, жалобно кричавшую Минку, пронесъ ее черезъ комнату и бросилъ за дверь.

— Неужели ты никогда не исполнишь моего желанія и не избавишь меня отъ этой злой твари, Клементина, — спросилъ онъ сердито и мрачно. — Она причиняетъ много вреда и намъ, и прислуг своей страстью къ разрушенію.

Молодая женщина откинула голову, на лбу между желтыми бровями образовались дв глубокія морщины, а узкія сжатыя губы сдлались такими же срыми, какъ и все лицо. Она, не говоря ни слова, позвонила.

— Скажите моей горничной, чтобы она отнесла Минку ко мн въ спальню и накормила ее, — приказала она вошедшему слуг, и снова взялась за работу, какъ будто ничего и не случилось.

Старый баронъ сердито топнулъ ногой и, гнвно поглаживая свои бакенбарды, подавилъ готовое сорваться съ устъ проклятіе, между тмъ какъ сынъ пошелъ снова къ окну и собралъ обломки дощечки.

— Вотъ счастъе-то, — сказалъ онъ весело Феликсу, послдовавшему за нимъ, — лицо не повреждено. Только часть волосъ отломана, но это не бда. Душа осталась во взор этихъ глазъ, которые будутъ меня вдохновлять во время моихъ занятій. Впрочемъ, дощечки можно склеить, конечно, будетъ видно трещину, и вещь потеряла цну; тмъ боле я имю права присвоить портретъ, — онъ мой, и я его боле не выпущу изъ рукъ.

Онъ осторожно завернулъ дощечки въ мягкую бумагу и положилъ въ боковой карманъ.

Люсиль сдлала недовольное лицо.

— Боже мой, сколько шума изъ-за тринадцатилтней двчонки! — проворчала она. — Хорошее начало! Если маленькая горбунья съ черными цыганскими глазами и на портрет такъ повелваетъ и покоряетъ себ всхъ, что же должно быть въ дйствительности. Берегись, Феликсъ! Она съ первыхъ минутъ причиняетъ споры и раздоры, а я не подчинюсь ни за что. Пусть она попробуетъ!