В доме Шиллинга

Маіоршу очевидно потревожили во время проврки блья; тамъ въ оконной ниш на кленовомъ стол съ толстыми широкими ножками лежала ея записная книга. Феликсъ хорошо зналъ эту книгу съ ея различными рубриками, но оглавленіе открытой страницы было для него ново, — на верху ея стояло: «Блье для домашняго хозяйства моего сына Феликса»… Его собственное будущее хозяйство! При этомъ представленіи онъ покраснлъ, какъ двушка… Эти дюжины столовыхъ приборовъ, полотенецъ, наволочекъ аккуратно были положены рядами, какъ будто бы они были главнымъ условіемъ будущаго семейнаго счастія… И этотъ длинный скучный списокъ долженъ удержаться въ веселой живой кудрявой головк прелестной молодой двушки?

— О, Люсиль, какъ бы ты смялась! — прошепталъ онъ, и самъ разсмялся при этомъ представленіи.

Машинально сталъ онъ перелистывать книгу. Здсь въ «граф дохода» стояли тысячи и тысячи. Какое богатство! И при этомъ такое неустанное собираніе и сбереженіе, такой страхъ потерять два пфеннига, разбивъ яйцо! Молодой человкъ съ отвращеніемъ оттолкнулъ тетрадь и, нетерпливо проводя обими руками по густымъ блокурымъ волосамъ, подошелъ къ окну. Съ своимъ изящнымъ видомъ, тонкимъ ароматомъ духовъ, окружавшимъ его, съ непринужденными элегантными манерами и сегодня онъ былъ чужой въ «старомъ соколиномъ гнзд», такъ же не подходилъ къ нему, какъ небрежно брошенныя щегольскія перчатки къ неуклюжему блому кленовому столу и блестящіе лаковые сапоги къ грубому расщелившемуся полу.

Онъ прижался лбомъ къ оконной рам и смотрлъ передъ собой. Какъ анахронизмъ, торчалъ монастырскій домъ среди красивыхъ новыхъ зданій. По ту сторону дороги находился прекрасный обсаженный цвтущими каштановыми деревьями городской бульваръ. Ему стало стыдно, что высшее общество должно каждый день проходить мимо старой съ заплатами стны, онъ чувствовалъ себя униженнымъ при вид противоположнаго дома, построеннаго въ вид замка, съ балкона котораго, окруженнаго бронзовой ршеткой, можно было видть дворъ, лежавшій между монастырскимъ домомъ и стной. Тамъ посреди его стояли четыре старыя великолпныя липы, покрытыя свжею майскою зеленью, но на каменныхъ скамьяхъ подъ ними и на колодц, который они осняли, была разставлена только что сдланная деревянная посуда для молочной… и къ довершенію всего хозяйственный шумъ!.. Только что привезли возъ свжаго клевера, и работникъ бранился, что ворота узки, и хлесталъ лошадей; босоногая двка съ бранью гнала двухъ забжавшихъ на передній дворъ телятъ; стаи голубей кружились въ воздух, и домашнія птицы съ шумомъ и крикомъ разбгались въ разныя стороны.

— Крестьянское хозяйство! — пробормоталъ сквозь зубы Феликсъ и съ досадой повернулся въ другую сторону.

Тамъ разстилался чудный цвтникъ передъ домомъ Шиллинга, и онъ вздохнулъ какъ-то свободне — тамъ онъ всегда чувствовалъ себя боле дома, чмъ въ монастырскомъ помсть. Черезъ обвитую плющемъ стну онъ конечно видлъ только часть лужайки, посреди которой билъ фонтанъ, также ему видны были за поворотомъ зеркальныя стекла оконъ между каменными орнаментами арки, а противъ стны возвышались въ три ряда великолпные платаны, отдлявшіе владнія Шиллинга отъ сосдей съ другой стороны. Ихъ ему было видно вполн — они тянулись двойной аллеей съ южной стороны дома съ колоннами отъ уличной ршетки до самаго сада. Эта великолпная аллея была нкогда любимымъ мстомъ игры его и его маленькаго друга Арнольда; въ ней всегда царили пріятный полусвтъ и прохлада, и въ жаркіе дни она служила барону Крафту вмсто салона: здсь подъ деревьями онъ принималъ постителей, отдыхалъ и пилъ кофе посл обда.

Теперь тамъ также стоялъ кофейникъ на стол, но не мдный, хорошо ему знакомый, а серебряный. И вообще на стол стояло много cepебряной посуды, а среди нея сверкали маленькіе хрустальные графины съ ликерами, — прежде никогда такъ роскошно не накрывался столъ для кофе, и сидли тогда на простыхъ блыхъ деревянныхъ садовыхъ скамьяхъ, теперь же между деревьями была разставлена чугунная садовая мебель: разноцвтные валики и подушки были разложены кругомъ, а поставленныя тамъ дорогія ширмы образовали уютный, защищенный отъ втра уголокъ.

Еще боле чуждой была ему дама, которая въ эту минуту вышла изъ дома и, какъ бы ожидая кого-то, стала ходить взадъ и впередъ… Мать Арнольда давно умерла, сестры у него никогда не было и единственной представительницей дамскаго пола въ дом, насколько помнилъ Феликсъ, была добрая толстая экономка. Теперь же по прошествіи почти двадцати лтъ въ тни аллеи блестлъ голубой шелковый шлейфъ и въ дом Шиллинга равноправно съ старымъ барономъ стали властвовать женскій духъ и женская воля.