В доме веселья

Миссис Хаффен немедленно отвердела. Ее рука протянулась к разбросанным письмам и принялась медленно собирать их, будто намереваясь вернуть в обертку.

— Я полагаю, что вам они дороже, чем мне, мисс, но бедняк должен выживать, как и богатый, — заявила она нравоучительно.

Лили дрожала от страха, но намек укрепил ее сопротивление.

— Вы ошибаетесь, — сказала она равнодушно. — Я предложила все, что готова отдать за письма, но есть и другие способы заполучить их.

Миссис Хаффен взглянула на нее с подозрением: она была опытна и знала, что дело, которым она занималась, опасно в той же степени, что и прибыльно, и ей представилось, как одно слово этой повелительной юной леди приводит в движение сложный механизм мести.

Она прижала уголок шали к глазам и пробормотала сквозь ткань, что ничего хорошего нет, когда обижают бедняков, но, со своей стороны, она никогда не была замешана в подобных делах, и что, как христианка, она разбирается в вопросах чести, и потому она и Хаффен подумали, что письма не должны попасть в чужие руки.

Лили стояла неподвижно, держа между собой и поломойкой максимальную дистанцию, возможную при разговоре вполголоса. Идея торговли письмами была невыносима для нее, но она знала, что если проявит слабость, миссис Хаффен немедленно заломит цену еще выше исходной.

Впоследствии Лили не могла вспомнить, как долго длилась дуэль и какой решающий выпад в конце концов, после провала во времени, отмеченного настенными часами в минутах, и в часах — ускоренным биением пульса, сделал ее владелицей писем; она помнила только, что дверь закрылась наконец и она осталась одна со свертком в руке.

Читать эти письма Лили не собиралась, и даже развернуть грязную газету миссис Хаффен было для нее унизительным. Но что ей делать с содержимым пакета? Владелец писем хотел их уничтожить, и ее долг — осуществить его намерение. Она не имела права их хранить — это принижало всякие благие намерения сокрыть их содержание. Но как уничтожить письма, чтобы они снова не попали в чужие руки? Решетки ледяной гостиной миссис Пенистон сверкали неприступным блеском: огонь в камине, как и люстра, зажигался, только когда собиралось общество.

Мисс Барт направилась к лестнице, чтобы отнести письма в спальню, когда раздался скрип двери и в гостиную вошла ее тетя. Миссис Пенистон была маленькая полная женщина, с бесцветной кожей, покрытой мелкими морщинами. Ее седые волосы были тщательно уложены, а одежда выглядела чрезмерно новой, но все же немного старомодной. Всегда в черном, в обтяжку, одетая с дорогой помпезностью и блеском, она была из тех женщин, которые надевают гагат, выходя к завтраку. Сколько Лили помнила, тетка всегда была затянута в блестящее черное, в маленьких ботинках по ноге, будто она уже все упаковала и готова в дорогу, но так и не сдвинулась с места.

Миссис Пенистон оглядела гостиную кратким испытующим взглядом.

— Я увидела полоску света под одной из штор, когда подъехала, просто поразительно, что я не могу научить эту женщину опускать их равномерно.

Устранив асимметрию, она присела на краешек одного из лоснящихся пурпурных кресел. Обычно миссис Пенистон только присаживалась на кресло, никогда не усаживаясь в него.

Потом взглянула на мисс Барт:

— Дорогая, ты выглядишь уставшей, полагаю, это возбуждение после свадебного торжества. Корнелия Ван Олстин тоже перевозбудилась. С нами была Молли, и Герти Фариш забежала на минутку рассказать нам о свадьбе. Я думаю, они все делали неправильно, нельзя же подавать дыню перед консоме: свадебный завтрак всегда следует начинать с консоме. Молли не понравились платья для подружек невесты. Она узнала от Джулии Мельсон, что у Селесты цена им триста долларов за штуку, но сказала, что они того не стоят. И хорошо, что ты не пошла в подружки, оранжево-розовое тебе не к лицу.

Миссис Пенистон обожала обсуждать детали празднества, в котором не принимала участия. Ничто не могло заставить тетю подвергнуться волнениям и последующей усталости от присутствия на свадьбе Ван Осбург, но ее интерес к событию был столь велик, что, заполучив две версии его, она уже готова была извлечь третью из племянницы. Лили, к прискорбию, была совершенно безразлична к деталям этого развлечения. Она не заметила цвет платья миссис Ван Осбург и даже не могла сказать, был ли свадебный стол сервирован старинным севрским фарфором Ван Осбургов. Короче говоря, миссис Пенистон заключила, что Лили более полезна в роли слушателя, чем рассказчика.