В доме

– Раскрой глаза! Это вы стали радикалами. Вы стали рабами общества безудержного потребления, материального изобилия и тупых развлечений! Вы обожаете быть рабами и хотите, чтобы все остальные народы тоже стали рабами. Вы – представители нового поколения дегенератов, которое продолжает бесконечно извращать человеческую душу! Посмотрите на себя, несчастные дебилы! Вечно вы напиваетесь, жрете всякое дерьмо, блюете, трясетесь под то, что вы называете музыкой. Устраиваете все эти вечеринки, чтобы поржать или попугать друг друга, как будто вам по десять лет! А сколько времени вы проводите перед экраном, поклоняясь ГАФЭМу и НЭТУ[23]? И ваши итоговые курсовые – это только иллюстрация вашего вырождения. Никакой духовности, никакого видения мира, никакого идеала. Вы думаете только о себе, только о том, как бы извлечь прибыль из капиталистической системы, ежегодно одним только загрязнением воздуха убивающей семь миллионов человек. Да! Сегодня мой приговор будет заснят на камеры наблюдения!

Раздался щелчок, означавший, что в патронник пистолета дослан очередной патрон, готовый к выстрелу. Мехди проорал два слова, от которых у них кровь застыла в жилах.

– Аллаху акбар!

Настал их последний час.

Раздался третий выстрел, они закричали и заплакали, затем еще несколько, и лежавшие еще больше вжались в пол. Потом послышался сухой щелчок, означавший, что магазин пистолета расстрелян, приговор приведен в исполнение, теракт совершен на глазах у немых камер наблюдения. Камеры, направленные на тела, лежащие в гостиной посреди осколков стекла, засняли только изображение бойни, но не записали немного натужный смешок.

13

– Неплохо я оторвался! – проговорил Мехди.

Тела у его ног зашевелились, лежавшие подняли головы и непонимающе уставились на него.

– Что это было? – глупо спросил Квентин.

Мехди помахал оружием:

– Сигнальный пистолет. Холостые патроны с полноценным звуком выстрела. Гарантированный эффект.

Все встали на ноги, кроме Леа, которая все еще не могла отойти от шока. Мехди протянул ей руку, чтобы помочь.

– Ну же, Леа, ты не убита. Твой час еще не пришел.

– Зачем, блин, ты это сделал?

– Чтобы вас напугать. Разве у нас не такая тема вечеринки?

– Из-за тебя я поранился, – пожаловался Жюльен.

У него кровоточила ладонь.

– А как разбить бутылку холостыми патронами?

– Я сам сбросил ее на пол, когда вы уже лежали. Чтобы вы подумали, что патроны настоящие.

– Это было мощно! – одобрил Квентин.

– Ну, с моей арабской рожей и учитывая все, что говорят про мусульман, изобразить террориста было несложно.

– Я сначала подумала, что ты прикалываешься, – призналась Мари. – Но когда ты заговорил о женщинах и вообще о нас, получилось убедительно. Я решила, будто ты незаметно от нас заделался радикалом.

– Спасибо за «слабоумную шлюху», – проворчала Матильда.

– Сам-то я так вообще не думаю! Серьезно, я тащусь от твоих шикарных волос и не прочь поближе рассмотреть все твои татуировки, если ты, конечно, дашь зеленый свет.

– Между своими нельзя, это правило.

– Которое нарушили Леа и Квентин!

– Это исключение.

– Я тоже хочу стать исключением с тобой.

– Невозможно, ведь тогда это уже не будет исключением.

– Вы только посмотрите на этого бабника! – воскликнула Камилла. – Только что он был террористом, которого в раю поджидают семьдесят девственниц, а теперь уже клеится к девушкам!

– Слушай, а когда ты говорил, что мы жрем дерьмо, ты имел в виду мои дьявольские спагетти?

– Не, я вполне протащился от твоих спагетти, хоть они и не халяльные. Правда, ребят, очень трудно было весь вечер ни к кому не клеиться, молчать и особенно относиться к вам как к сучкам… Ведь девушек я люблю больше всего на свете… после моего восьмого айфона и четвертой «плейстейшн».

– Ну ты и маньяк! – заметил Максим.

– А все же, где ты всего этого набрался? – спросила Мари.

– На самом деле я вам не все рассказал о своем прошлом.

– То есть?

– Сейчас узнаете, только сначала вы должны кое-что сделать.

– Что?

– Выпить по четыре глотка.

14

В конце средней школы Мехди едва не подпал под влияние одного имама. Тогда он жил в пригороде Марселя, а родители почти не обращали на него внимания и совсем не занимались его воспитанием. Мехди оказался вне поля зрения семьи и образовательной системы, зато на него стали влиять друзья, тусовавшиеся во дворе его дома, и местный имам, чьи речи опирались на Коран, как обвинительное заключение на Уголовный кодекс.

Когда его достала пустая болтовня корешей, Мехди стал все больше прислушиваться к радикальным высказываниям хитроумного муллы, который создавал в его голове упрощенную и радужную картину мира, поделенного на воинов и нечестивцев. Радужной она была потому, что Мехди повезло родиться на стороне воинов, то есть ему оставалось только доказать, что он достоин этого, а в противном случае он рисковал попасть в другой лагерь и стать предателем.