В доме

Майор тоже покинул плато Идолов и поднялся повыше, чтобы оттуда полностью осмотреть местность.

– Как-то все слишком художественно, – решил он.

Стоящий рядом Дольфи не понял, что он имеет в виду. В этот момент из рации послышался голос Скордатто.

Как обычно, капитан проявил профессионализм. Он навел справки о предполагаемом брате Квентина, о котором говорила Леа Местр. Действительно, у матери Квентина до него родился ребенок с отклонениями. Она сохранила его, руководствуясь религиозными соображениями и в надежде, что врачи смогут его вылечить. Но из-за осложнений прооперировать его было невозможно. Он рос вдали от всех на овчарне с дедушкой и бабушкой. Квентин родился спустя несколько лет.

– Но я вас сразу должен уверить, что этот человек не мог напасть на молодых людей прошлой ночью, – заключил капитан.

– Почему?

– Потому что два года назад он умер.

– Спасибо, капитан, – сказал Севран.

Получив эти сведения, он вновь стал разглядывать каменную деревню, пытаясь увидеть в случившемся какой-то смысл. Все жертвы учились в первом классе отделения прикладных искусств, на них были пакеты с обозначением одного из десяти искусств, которое им больше всего соответствовало. И ко всему прочему, кто-то тщательно разложил их среди каменных скульптур.

– Как будто хотели создать произведение искусства, – решил Севран.

– Что? – пробурчал Дольфи.

– Это устроил кто-то из них.

Сообщение о ложном самоубийстве Манон, которым воспользовался Максим, чтобы она изобразила привидение с того света, навело майора на мысль о том, что эти изобретательные праздные лицеисты способны черт знает на что.

– Один из десяти? – удивился Дольфи.

– Вы же слышали, что они хотели друг друга напугать и соревновались в этом? Просто один из них зашел дальше, чем остальные. А себя выставил жертвой, чтобы отвести подозрения. В любом случае он не мог никуда уехать. Ни у кого из них нет водительских прав.

– Как вы считаете, кто это сделал?

– Есть только один способ это выяснить.

– Какой?

– Надо разузнать у каждого, как именно он пугал своих друзей.

53

На туловище Квентина обнаружили два укола. В отличие от других лицеистов, которых поразили «Тазером», просто приставив его к телу, в него стреляли иглами с привязанными проводами. Криминалисты тут же начали искать специальные конфетти, которые электрошокер выпускает, когда две капсулы со сжатым азотом выстреливают эти иглы. Анализ конфетти позволит определить происхождение оружия.

Также были изъяты записи камер наблюдения.

Физические травмы, вызванные временным параличом нервной системы жертв, были невелики. Нападавший бил током через одежду, и это позволило избежать ожогов. Следы двух игл, которые вызвали паралич мускулов, были только у Квентина. Что касается психологического шока, то он больше был вызван событиями, произошедшими в доме, чем несколькими часами, проведенными ночью среди скал с дырявым пакетом на голове.

Все десять молодых людей признали, что много выпили и что им много чего показалось, но все твердили о том, что их напугала девочка со ртом, уродливо разрезанным от уха до уха. Записи с камер подтверждали ужас, испытанный жертвами, но не доказывали существование девочки, ни разу не попавшей в кадр.

Еще они говорили о невидимых существах, о дематериализации, камнепаде в доме, о светящихся сферах и шуме мотора. Возник старшина Клебер, решивший высказать свое мнение об этих странных феноменах, свойственных перевалу Ванс и его окрестностям.

Прочитав показания, майор Севран опросил каждого по отдельности, задавая вопрос, который так его волновал: «Что ты придумал, чтобы напугать своих товарищей в ночь с субботы на воскресенье?»

Каждый дал исчерпывающий ответ.

Кроме Клемана.

54

Если виновен, то рано или поздно всегда попадешься. Зависит от того, как быстро тебя раскроют. Майору не понадобилось много времени. Оно и к лучшему, потому что мне самому не терпелось во всем признаться.

Я не рассказал обо всем сразу не потому, что хотел скрыть, кто за этим стоит. Просто я тянул до последнего, чтобы еще немного пощекотать нервы «Восьмерке».

В отличие от их маскарада, когда сердца у зрителей екали только во время спектакля, мое представление должно было напугать их так, чтобы они тряслись от страха даже два дня спустя. Следствие, допросы, сеансы психотерапии – все это тяготило их еще больше, ведь они так и не поняли, что случилось.

В конечном итоге я, отверженный, Большой Лох, как они меня называют, я им показал, кто тут главный. Я их всех надул. Я больше, чем кто-либо другой, заслуживал стать частью их компании.

С самого начала учебного года я наблюдал за ними, а они в лучшем случае проявляли ко мне презрительное равнодушие, в худшем – насмехались. А между тем я хотел быть с ними, хотел блистать, как они. Я был похож на бедняка, которого угнетают богачи, но который все равно мечтает быть как они. Или на этих непризнанных художников, которых презирает бомонд, но которые все равно рвутся в члены клуба.