В донесениях не сообщалось...

Восточная Пруссия была первой германской землей на пути нашей наступающей армии. В этой книге собраны воспоминания ветеранов 33-й армии. Именно солдатам этой многострадальной армии, которая защищала в октябре-декабре 1941 года Москву, а затем погибла почти целиком вместе со своим командующим генерал-лейтенантом М.Г. Ефремовым под Вязьмой (апрель 1942 г.), довелось первыми выйти к границе с Восточной Пруссией. И первый орудийный выстрел по позициям противника, который пытался остановить наши войска на этом рубеже, сделали артиллеристы 33-й армии. Восточно-Прусская стратегическая наступательная операция была предпринята войсками 2-го, 3-го Белорусских и частью сил 1-го Прибалтийского фронта. Оборона немцев имела семь рубежей в глубину и состояла из шести упрепрайонов. Немцы сосредоточили здесь 780 000 человек, в том числе 200 000 фольксштурмовцев, 8200 орудий и минометов, 700 танков, 775 самолетов. Мощь наших войск была значительно выше. Исход битвы фактически бы уже предопределен, но драка была жестокая. Немцы понимали, что боевые действия начались уже на их территории, что война пришла и в их дом…

— На фронте вся сохранность есть земля. Чуть что — окоп выкопал, и уже ничем тебя не взять. Лопата на фронте — главное оружие солдата. Не успел окопаться — и нет тебя при первом же обстреле. Лопата, ложка, котелок. Никогда не видел — а я до самого Берлина дошел! — чтобы солдат где-нибудь бросил лопату, ложку или котелок. Все, бывало, бросали, а это — никогда.

— В Восточную Пруссию мы, можно сказать, заползли на пузе. Немец там сопротивлялся особенно сильно.

Тут, в Восточной Пруссии, меня поразило вот что. В каждой деревне, в каждом дворе много скота. У одной хозяйки, может, 10 или 15 коров. Видать, со всего Советского Союза сюда коровушек согнали. Со всей оккупированной территории. На фермах работали наши люди. Угнанные. Девчушки наши, по пятнадцать-семнадцать лет. Из наших русских областей, Белоруссии, Украины. В рабстве у них были.

Среди хозяев мужчин не было. Видимо, всех призвали в армию, все воевали.

— Вспоминаю, как мы входили в Восточную Пруссию.

На прорыв шли в сплошном тумане. Возможности использования тяжелой техники почти не было. Авиация находилась на аэродромах. И танки, и бронетранспортеры, и «катюши» шли позади нас. Мы продвинемся на километр-два, и они на километр-два следом за нами. В бой их не вводили. А потом, когда мы прорвали на всю глубину, танки в этот прорыв и пошли сплошной лавиной. Ночью, с включенными фарами. В тумане. Они шли, обгоняя нас, часов пять или шесть. Почти всю ночь. Мы смотрели на этот грохочущий поток и думали: ну, пошла махина, теперь не остановишь. Утром мы двинулись следом за ними.

Вот так была отрезана Восточная Пруссия от Центральной Германии.

Первую деревню мы взяли — там всего две старухи, древние-предревние. «Где же народ?» — мы их спрашиваем. А они нам: «Ушли все. Нам сказали: придут русские, с рогами, всех будут убивать и вешать. Уходите. Вот все и ушли. А мы уже старые, смерти не боимся». Подошли к нам, потрогали, убедились: не черти, рогов нет. Дальше — больше стали немцы появляться. И молоденьких бабешек вскоре увидели. Но мы на этот счет — ни-ни. Правда, презервативы нам все же выдавали. На всякий случай. Как противогазы в начале войны. Ребята-то все молодые!

— А один раз… Стоим где-то, костры запалили. Немцы далеко. Гармошка заиграла. Ребята сразу: «Гоп, со смыком!..» Пошла круговерть! Молодые все! Задорные! В медалях! А у кого и по две!

Немцы, гражданские, похоронились.

А были там, в Восточной Пруссии, хутора поляков. Эти наглые. Только мы пришли, а они уже ходят торгуют. А торгуют разной чепухой, что и купить-то нечего. Вот одна полька ходила-ходила вокруг нас. Никто ничего у нее не покупает. Осмелела, подошла, толкнула меня: «Ты! Пердулиный жолнеж!» Это что-то вроде: ты, засранный солдат!