В донесениях не сообщалось...

Мы поползли к пулеметчикам. Позиция у них была хорошая. Они полностью контролировали подходы к опушке леса. Окоп отрыли правильно. «Максим», укрытый плащ-палаткой, стоял на дне окопа. Первый и второй номера сидели тут же, набивали пустые ленты патронами. Запас лент они приготовили хороший. «Запасная позиция есть?» — спросил я. «Есть. Вот там». И первый номер указал на ивовый куст метрах в сорока от нас. Позиция «максима» находилась на стыке второй и третьей стрелковых рот.

Утром я отправил комбату донесение о численности роты, наличии оружия и боеспособности личного состава.

Немцы молчали. Только несколько артиллерийских снарядов прилетело с той стороны и упало на позициях второй стрелковой роты. Никто не пострадал.

Я приказал роте почистить оружие, особенно пулеметы. Чистое, смазанное оружие никогда не подведет солдата. А между тем, обходя роту, я заметил, что у некоторых солдат на винтовках уже появился налет ржавчины. Такого в моем взводе никогда не было. Я тут же сделал замечания.

Вечером немцы открыли огонь по позициям второй и третьей рот. Обошлось без потерь. Когда солдат в окопе, который правильно отрыт и тщательным образом замаскирован, его просто так не возьмешь.

Я сидел в окопе рядом с пулеметчиком и думал о своем взводе. Как они там?

Ночью старшина принес горячую пищу, ящики с патронами и гранатами.

Я ел кашу с хлебом и разговаривал со старшиной. Спросил его, почему первый взвод вооружен винтовками, а не автоматами. «На формировке говорили, что первые взвода все будут автоматными, — сказал я старшине. — А у нас — винтовки. С автоматами только сержанты». — «Так автоматов на складе не оказалось, — ответил старшина. — Раздали что было. Винтовки, между прочим, хорошие. Подобранные на поле боя, отремонтированные».

Задавать подобные вопросы надо было конечно же не старшине. Но старшина многое знал и отвечал откровенно.

Весь следующий день немцы долбили оборону второй стрелковой роты из орудий и минометов. Они хотели расколоть оборону батальона на две части и затем уничтожить нас по отдельности, таким образом ликвидировав плацдарм. Особенно сильным был обстрел вечером 22 апреля. Немцы пытались атаковать. Но их атаки тут же прерывали наши пулеметчики. Солдаты стреляли из винтовок. А когда цепи приблизились на угрожающее расстояние, в дело вступили минометчики.

На ночь пулеметчики пристреливали свои пулеметы «под колышек». Что это такое? У пулемета Дегтярева внизу в прикладе есть небольшое округлое отверстие. Так вот днем пулеметчики заранее пристреливают цели, одновременно вбивают колышки и вставляют их в отверстие в прикладе таким образом, чтобы прицел при этом контролировал нужный сектор. Ночью, к примеру, зашевелились возле какого-нибудь дома, где у них установлен пулемет, сразу перевел приклад на нужный колышек и дал очередь. Таким образом пулеметчики время от времени вели ночной огонь, стреляя вовсе не вслепую, как могло показаться неопытному и неискушенному человеку, а по конкретным целям. Так и контролировали весь фронт перед собой. Пристреливали и нейтральную полосу, и полосу заграждений.

А я опять ползал всю ночь от окопа к окопу и бросал гранаты Ф-1.

Утром 23 апреля я отбыл в свой автоматный взвод. Во второй роте меня заменил старший лейтенант Сурин.

Командир батальона капитан Лудильщиков поблагодарил меня за то, что вверенная мне рота в эти дни держалась стойко и не потеряла ни одного человека. Сказал, что представляет меня к ордену Красной Звезды. Но награду эту мне получить было не суждено.

Вода в Днестре тем временем пошла на убыль. Это была хорошая новость. Принес ее старшина Серебряков вместе с очередным горячим обедом. Старшина наш за эти дни стал настоящим матросом, «речным днестровским волком», как мы в шутку его называли тогда.

Я прибыл во взвод вместе с сопровождавшим меня ротным связным. Ребята мои обрадовались, увидев меня живым и здоровым. Видели, как немец долбил вторую роту из орудий. «Какая тут обстановка?» — спросил замещавшего меня сержанта. Тот все подробно рассказал. «А снайпер?» — спросил я. «Снайпер молчит».

Днем из нескольких окопов, достаточно удаленных один от другого, я возобновил обстрел мельниц. Пусть, думаю, наносят на свои схемы наши «пулеметные гнезда». Запутаю их и тут.

Кизелько тем временем дежурил возле своего «максима», прикрытого сверху плащ-палаткой. Наблюдал за передовой. Второй его номер ушел к Днестру: нужно было пополнить запас воды. Для продолжительного боя «максиму» нужно четыре-пять литров воды. Вот такой он был водохлеб, наш верный максимка. Все мы, и пулеметчики в том числе, ожидали новой атаки немцев.

27 апреля ночью пошел дождь.

Немцы особенно не беспокоили нас. Даже обстрелы прекратили. «Не к добру все это, товарищ лейтенант. Ну чего они замолчали?» — ворчал Петр Маркович, набивая патронами очередной пулеметный диск. И тут он так разнервничался, что и мне упрек сделал: «Больно много вы, товарищ лейтенант, патронов тратите. Этот хренов снайпер столько и не стоит, сколько мы на него патронов пожгли».