В донесениях не сообщалось...

Сталинград. Это слово звучит как позывной. Сталинградская битва началась в июле 1942 года. 17 июля в Донской степи столкнулись авангарды 6-й немецкой армии и подразделения 62-й и 64-й армий Сталинградского фронта. 5 октября 1942 года Сталин приказал: «Сталинград не должен быть сдан противнику». Это была оборонительная стадия битвы на Волге, которая продлилась до ноября. Затем началась ее наступательная часть, которая завершилась в феврале 1943 года полной победой советских войск Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов. Была окружена и после непринятого ультиматума о капитуляции раздавлена в котле группировка войск 6-й армии вермахта под командованием Ф. Паулюса. Пленены 91 000 солдат и офицеров противника, среди которых было 24 генерала. 150 000 немцев было убито во время боев и при ликвидации котла. По данным американского историка С. Митчема, в Сталинградский котел угодило 270 000 фашистских войск, из них 240 000 были немцами. Остальные — румыны, итальянцы и т д. В октябре, когда издал свой краткий приказ Сталин, командующий 6-й армией Паулюс записал: «Сопротивляемость красноармейцев достигла такой силы, какой мы никогда не ожидали. Ни один наш солдат или офицер не говорит теперь пренебрежительно об Иване, хотя еще недавно они так говорили сплошь и рядом. Солдат Красной армии с каждым днем все чаще действует как мастер ближнего боя, уличных сражений и искусной маскировки».

Что ж, мнение немецкого фельдмаршала мы узнали, а теперь почитаем, что запомнилось из тех боев самому Ивану.

— Летом наш танковый батальон был направлен за Дон, в район Калача. И там нас атаковали немецкие танки. Шли шахматным порядком. Лавиной. Мы приняли бой. Подбили несколько танков — и уходить. На переправе через Дон скопление войск. Паника. Кое-как, уже под обстрелом, переправились на другой берег. Пошли. На дорогах полно войск. Все перемешалось. Однажды я прилег отдохнуть. Ночи летом короткие. У меня в роте был помпотех Семен Филатов, горьковчанин. Толкает меня: «Комроты! Немцы! Проснись, комроты!» Я на него матом. А не спал уже несколько суток. Одурел, ничего не соображаю. Какие там немцы? Мы же ушли от них еще на Дону. Пришел в себя, смотрю: мы идем в немецкой колонне: наша «тридцатьчетверка» и мы — бронемашина из разведбата. Немцы пока ничего не поняли. И тут началась стрельба. Один из наших танков открыл огонь и в считаные минуты подбил три немецких танка.

— На Дону близ Калача лесов нет. Чистое поле. Поле и поле. С редкими балочками. Колонна наша остановилась. Что-то впереди застопорилось, и все разом встали. И тут налетел «Мессершмитт». В бронемашине рядом со мной сидели старшина и водитель. Старшина высунулся из люка. В это время немец в очередной раз спикировал, дал длинную очередь, и пуля попала старшине в низ живота. Наповал. Механик-водитель спрятался под днищем. А я побежал в балку. Самолет сделал разворот. Летчик, видимо, меня заметил. Вот, смотрю, заходит вдоль балки прямо навстречу мне. Впереди, на дне балки, лежит котел от походной кухни, и я спешу сунуться под эту бочку. Как будто она может спасти меня от крупнокалиберных пуль. снизился до верхушек ковыля. Летит. И вдруг, слышу, пилот кричит: «Иван!» Я уже упал за котел. Заработал пулемет. Но немец все же не рассчитал, промахнулся. Первые пули ударили в землю всего в нескольких сантиметрах от моих ног и дорожкой пошли дальше.

Промахнулся, сукин сын…