В дороге

Дележ еще не закончен. Пожар погас, но угли горячи. И пламя может снова проснуться. Потому что решается дело великое: земля, собственность, а значит, и жизнь. Тех, кто работал, кто ныне работает и кому завтра жить на этой земле, в хуторе Кузнецы.

Вот, кажется, и вся невеселая история про «пожар» в хуторе Кузнецы. Остается последнее: зачем я туда ездил — чтобы просто вынести сор из хуторского дома? Нет. Чтобы найти виноватого? Да.

Времена нынче иные. Не разборов и оргвыводов я хочу. Но великий передел на нашей земле лишь начинается. И каждый опыт, пусть даже горький, для нас урок.

Последний разговор в Кузнецах (уже при отъезде, на заснеженной улице) был с пенсионером, бывшим механизатором Николаем Лаврентьевичем Рогожниковым. Он не старец, выживший из ума, а крепкий еще мужик, общительный, энергичный.

— Ваша-то где земля? Ваш пай? — спросил я его. — В бывшем совхозе или в ассоциации?

— Какая земля?.. — не сразу понял он. — Бумажка эта, на какой написано? Отдавал я ее… этому… как его… — стал он вспоминать.

— Кому?

— Ну этот… Петро вроде…

Подошел тут П. Н. Шлепин, призвали его на помощь:

— Кому я землю отдал?

— Может, Тибирькову?

— Нет.

— Хабарову?

— Нет.

— Сашке Хомякову?

— Ему, ему! — обрадовался Николай Лаврентьевич. — Сказали, совхоз распускают, все пропадет.

— В помещики полез? За белыми буханками? — поддел товарища Шлепин. — Как же: корову дадут. Дали?

— Ничего не дали. Бумажку Сашка возвернул, говорит: не нужна ему.

— А теперь в совхоз вернетесь? — спросил я.

— Они вроде не берут.

— И не возьмем, — решительно подтвердил Шлепин. — Нацелился в помещики туда и шуруй.

— Не берут. Приехал этот, как его… Попов. Говорит: дай. Я отдал. А потом приезжал начальник комплекса, тоже говорит: дай. Я говорю: где ты раньше был?

— А за что отдали? Продали или заключили договор? — добивался я, ведь разговор шел о земельном пае, что заработал этот человек за всю свою нелегкую жизнь.

— Не знаю, — ответил владелец земли и махнул рукой. — Ничего нам не надо. Подыхать скоро…

— А подохнем, — вздохнул Шлепин, — опять совхозу хоронить, кому же еще…

— Конечно, — согласился «помещик». — Мы туда жизнь поклали. — И, распрощавшись, зашагал к магазину за хлебом.

Плакать ли тут, смеяться… Над кем? Над «помещиком» Николаем Лаврентьевичем с корявыми от труда руками?

Да все мы такие: и я и вы, мой читатель. Работали, жили… Было вроде бы все — мое. А в руках оказалось — пусто. Потом нас «пожалели». И выстояв, как послушные овцы, очередь, получили мы на руки блеклую бумажку с печатью — всего века нажиток. Теперь вот глядим на нее в городах и весях. Ломаем головы: что делать с этой бедой? Стать то ли фабрикантом, то ли помещиком? А может, сменять на бутылку водки да кус вареной колбасы?

Так что не будем смеяться над Николаем Лаврентьевичем и земляками его. Новая жизнь пришла, их не спросила. Как понять ее?

А ведь «понятливых» много. Целый год пылал «пожар» в Кузнецах. В том огне горел хлеб, скотина. Огонь и дым видны были в районном центре и областном, где высятся этажи руководства: Советы, комитеты, постоянные комиссии, администраторы, представители президента, специалисты по экономике, праву, земельной реформе. В Москве их и вовсе пруд пруди. И один другого умнее. По телевизору днем и ночью соловьями поют. Помочь Николаю Лаврентьевичу — прямой их долг. За это их хлебом кормят, и не коркой сухой, а с маслом да икоркой.

Не помогли. Лишь при случае приводили как негативный пример кузнецовские страсти. Может быть, это проводилась в жизнь мысль одного из руководителей Агропрома, всерьез ли, в шутку высказанная на одном из совещаний: «Надо в каждом районе распустить по одному хозяйству и глядеть, что получится. Для примера».

Пример, конечно, нужен. Но вчерашний колхоз ли, совхоз — это живые люди. Глядеть, как они корчатся от боли?

А еще это живая земля. Ее муки. Вот она — прикрытая снегом, тянется и тянется вдоль дороги. С неубранной кукурузой, сорго, с непашью в Кузнецах. С оставленными подсолнухом, ячменем, картошкой в других колхозах, районах. С погнившим сеном. С неубранной соломой. С запаханными в земле арбузами, капустой, помидорами.

«Акт от 18 ноября 1992 года… Комиссия в составе Государственного инспектора района… главного специалиста райкомзема составили настоящий акт на обследование и использование земли в колхозе им. Калинина… На день обследования в колхозе не убрано: просо — 200 га, кукуруза — 140 га, суданка 182 га, подсолнечник — 751 га. Итого 1283 га. Вспашка зяби и черных паров составила 49 % от плана… Колхоз своими силами не справляется в течение нескольких последних лет».

В течение последних лет не справляется, но когда четыре человека вышли из колхоза, получили землю, купили технику, семена, горючее и вышли в поле весной 1992 года, то «боевой отряд» во главе с председателем и главным агрономом, председателем сельского Совета выгнал законных хозяев с их земли. Вот здесь они «справились», отбив все атаки властей областных и прочих. Пусть все прахом идет, но 847 гектаров богатейшего чернозема никто не получит.