В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря

Я уже несколько раз вставал, опираясь о спинку кровати, и держусь на ногах уже гораздо увереннее. Следующая прогулка — к двери, которая никогда не закрывается. Спотыкаясь и подпрыгивая, достигаю ее в два приема. Затем, крепко держась за перила, иду вдоль открытой галереи. Дует легкий бриз, шелестят кроны пальм, воздух напоен сладостными ароматами. На каждый шаг мне требуется не меньше минуты, но я ведь и не спешу. Медицинский персонал издали наблюдает за мной, но не вмешивается. До чего же хорошо, что я угодил не в душное, стерильное, чопорное американское заведение! По галерее прогуливаются пациенты и посетители, мы прекрасно объясняемся с помощью языка жестов да нескольких французских и английских слов — ведь главное не слова, а то, что они выражают. Я не могу надивиться на бодрый и веселый вид большинства этих людей.

К вечеру пассат свежеет и становится попрохладней. Я одеваюсь. Несмотря на усталость, мне не терпится поскорее выбраться в город. Здешний анестезиолог Мишель Монтерно, прослышав обо мне, пригласила меня к себе на обед, хотя мы никогда не встречались с нею раньше. Приезжает Маттиас в компании двух молодых французов и одной француженки. Они представляются: Андре Монтерно, муж нашей докторши Мишель, и еще один Мишель со своей подружкой Нану. На всякий случай они прихватили, с собой огромную корзину со снедью: а вдруг я буду не в состоянии отправиться к ним в гости. Нет-нет, напротив, я дождаться не могу этого выезда! Думаю, что 100 футов открытой площадки до машины Маттиаса я одолею и сам. Меня шатает как пьяного, боюсь, что я вообще похож на пьяного, потому что не перестаю истерически хохотать. Наверное, меня опьяняет сознание, что я жив, несмотря ни на что!

Сначала мы едем в отель Маттиаса, откуда я делаю несколько телефонных звонков. Дозваниваюсь я и до родительского дома. Трубку берет мой брат Эд. «Ты-то что там делаешь»? — спрашиваю его с удивлением. Он шутливо отвечает: «Пытаюсь вычислить, где тебя черти носили». Похоже, что они там уже давным-давно все знают. И действительно, о моем прибытии на Мари-Галант они узнали даже раньше, чем местные власти. Оказывается, в толпе, сопровождавшей меня от пляжа, был и Маттиас, который при помощи своей коротковолновой станции тут же связался со своим живущим на Гваделупе другом Фредди. У Фредди есть усилитель, и он повторил в эфире полученное известие. Его принял человек по имени Морис Бриан, рыбачивший у флоридского побережья. Он поспешил к телефону и позвонил моим родителям менее чем через час после того, как я вступил на твердую почву. Несколько дней мне никак не верилось в возможность такой дальней связи в коротковолновом диапазоне, но факт остается фактом. Однако родителей я не застал: они отправились покупать для меня одежду, а для себя авиабилеты, чтобы лететь за мной на остров. Но тут я чувствую, что силы мои на исходе, а так как в ближайшие дни события скорее всего будут развиваться в еще более лихорадочном темпе и мне не хочется в своем нынешнем виде показываться на глаза родителям, я прошу брата, чтобы он уговорил их немного повременить с отъездом. Сейчас нечего пороть горячку, я нахожусь тут в целости и сохранности. Я рассуждаю так, еще не зная всего, что они пережили, пытаясь меня разыскать. Мой брат, оказавшийся меж двух огней, говорит мне, что постарается удержать родителей, хотя они готовы лететь хоть сейчас, если только подвернется возможность.

В «Ле Салю», отель Маттиаса, я вернусь завтра. А сегодня иду пировать к супругам Монтерно. Оказывается, один из моих новых знакомцев, Мишель, служит на этом острове таможенным агентом, и мы с ним весело смеемся над моим неуклюжим способом контрабандного ввоза плотов на Мари-Галант. Ночевать я остаюсь у своих гостеприимных хозяев. Проснувшись поутру, бросаю взгляд в зеркало. Боже мой! Кто это? Физиономия из «Робинзона Крузо». Всклокоченные длинные волосы, выцветшие на солнце, глубоко запавшие глаза, коричневая кожа, обтягивающая кости, косматая борода. Мишель Монтерно дарит мне зубную щетку, и она вызывает во рту странное и непривычное ощущение. Но еще более странно то, что зубы мои отнюдь не покрыты шершавым и склизким налетом, а напротив, изумительно чисты. Интересно, что скажет по этому поводу мой дантист?

Андре отвозит меня в больницу, чтобы забрать вещи. Едва войдя в палату, я с порога чую зловоние дохлой рыбы. Мой мешок действительно смердит. Майку мою кто-то уже прибрал — несомненно, в ближайший мусорный бачок. Медсестра еще раз измеряет мне давление. Затем я выписываюсь и выхожу за ворота больницы в мир, чувствуя себя узником, вырвавшимся из тюрьмы на волю.

Маттиас доставляет меня к себе в отель и знакомит со своей подружкой Мари, которая неплохо говорит по-английски. Во все время моего у них пребывания они относятся ко мне очень добросердечно и никогда не чинят мне преград в поглощении огромных количеств креольских деликатесов. Я всех просто изумляю своей прожорливостью.