В другой раз повезет

Зоя ему не противоречит — чего зря трудиться. Приготовление яств для праздничного стола — это мученичество, которому в их семействе подвергают только женщин. У отца, по крайней мере, есть своя разновидность мученичества: Ларри случалось стричь газон в жаркий июльский полдень, а еще он не раз увечил, калечил и распинал самого себя, ремонтируя в доме то, что человеку его возраста и умений ремонтировать не стоило бы. У Джуди, в зависимости от времени года, то спад самопожертвования, то подъем, все это достигает пика в праздники, когда нужно готовить, особенно если предполагается слишком много гостей и слишком много блюд. Понятное дело, терпеть эти муки в одиночестве не след: лучше с кем-то еще, в идеале — с дочкой.

— Мы еще не договорили, — предупреждает Зоя брата.

— Есть предложение: сосредоточься на собственных проблемах, — советует Зак. — А кроме того, выпей. Я б и сам выпил, если б не пытался «сохранять ясность сознания».

Зак после краткого пребывания на реабилитации постоянно сыплет такими обрывками мантр. У Зои мелькает мысль: не свидетельствует ли это о том, что слоган не обеспечивает достаточную вовлеченность таргетной аудитории? Впрочем, волноваться за Зака ей на сегодня надоело. Сделает она себе такой рождественский подарок. Да и маме давно пора помочь.

— Как там дела? — интересуется Зоя, вступая в материнское святилище.

— Если мы успеем подать на стол горячее до девяти, так только чудом, — сообщает Джуди. — Только чудом!

— Как раз время чудес.

Мать бросает на нее свирепый взгляд.

— Я тут с семи утра колочусь, а полезной помощи ни от кого ни на йоту. Доделывай салат — с того места, где Лидия бросила.

— Лидия и Марианна готовы помочь по первому сигналу, — докладывает Ларри, проходя мимо — принести еще льда с заднего крыльца. — И я, кстати, тоже предлагал свою помощь, много раз. Ты всех гонишь. Вежливым образом, разумеется.

Он походя чмокает жену в щеку.

— Лидия, может, и попала на первую полосу «Нью-Йорк таймс», — говорит Джуди, не потрудившись понизить голос, — но не соорудит и бутерброда, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. А Марианна занята детьми. А тебя, милый, я люблю больше всех на свете, но ты все-таки иди дальше.

— Слушаюсь и повинуюсь, — отвечает Ларри.

Зоя пытается вдохнуть жизнь в огурцы, изувеченные Лидией.

— Лидия у нас, конечно, особый случай. Но папа-то неплохой помощник.

— Твой отец всю жизнь работал как проклятый. Уж хотя бы вкусный рождественский ужин я ему за это да приготовлю.

Такой разговор с матерью происходит у Зои каждый год. Своего рода пролог к Рождеству.

— На Заке-то и сейчас пахать можно, — говорит Зоя, следуя давно расписанному сценарию.

— Зак столько месяцев работал на износ. Ему нужны мир и покой.

— Он же только с реабилитации.

— Из санатория для поправки здоровья. И зачем поднимать эту тему в Рождество?

— В Рождество, что ли, объявляется мораторий на правду?

— Я всего лишь прошу, чтоб на Рождество нам не портили настроение.

«Хорошее настроение», по определению Джуди Хеннесси, — это период времени, когда все семейство закрывает глаза на реальность и делает вид, что все у всех в порядке — так, как оно выглядит в рассказах Джуди знакомым. Зоя начинает гадать, чего там у матери на уме. А может, они с Заком действительно прилагают недостаточно усилий к тому, чтобы воплощать мечты об идеальной жизни в реальность? Что, если их личные невзгоды — это просто недостаток воображения? Хотя, возможно, у всех в жизни бардак, просто другие лучше придумывают себе слоганы.

— Конечно, — говорит Зоя. — Вот и не будем портить.

Она включается в процесс и битый час режет, толчет, смешивает и приправляет. Мысли уплывают к Ричарду.

Вообще-то, нельзя сказать, что ей его не хватает. На Рождество такое применительно к Ричарду невозможно в принципе, поскольку в том, что касается семейных праздников, Ричард — жуткий нытик, и если бы он был здесь, Зоя стояла бы на кухне и переживала, хорошо ли ему там в гостиной (где дочурки Марианны носятся наперегонки, потому что поспорили, кто из них быстрее бегает), или стояла бы в гостиной и пыталась его умиротво-рить, переживая, что мама на кухне пашет в одиночестве. Нет, не болит у нее душа по таким рождественским праздникам. Душа болит по праздникам, которых у нее никогда не было. Тоскует по жизни, так никогда и не сбывшейся, жизни, где она замужем за человеком, который дарит ей дурацкие пустячки, намекающие на только им одним понятные шутки. Который носит уродские рождественские свитера, передает другим закуски, помогает детям Марианны собрать из пластмассовых деталей игрушки, которые потом невыносимо жужжат или пищат, и смотрит на «Ютубе» дурацкие видео с племянником Оскаром. Который говорит: «Мне, кроме тебя, ничего на Рождество не нужно», причем от всей души.

Зоя страдает по рождественским праздникам, на которых не надо сообщать маме, что ты разводишься, — то есть по всем рождественским праздникам, реальным или вымышленным, кроме нынешнего, который здесь и сейчас.

— Как там у тебя дела? — интересуется Джуди. — Мешай дальше.

— Да мешаю я, — говорит Зоя.