В душной ночи звезда (СИ)

- У-ух, бесстыдница, да ты уж без хвоста? Покажись! А-а-а! Не уйдёшь! - И ринулся снова к дереву, надеясь, что теперь справится с обнаженной хрупкой девушкой, что, раздвинув длинные белые ноги, качалась на ветке дерева у него перед глазами. Льняные прямые волосы девы свесились низко, до земли. Бод вовремя сообразил, что теперь похоть и страх показывают Домену Мавку. Чтобы не оказаться на земле подмятым этим животным в человеческом обличье, чародей быстро повернулся, показал свой бок, и Домен отскочил, в ужасе стряхивая с рук что-то невидимое и очень омерзительное. Мавка только спереди выглядела красивой девушкой, предание говорило, что спины у Мавки нет, и точно - открытые внутренности предстали глазам распалившегося Домена. Он был уверен, что влез в них руками.

- ...ы-ы-ы! - закричал, оскалив щербатый рот, Домен, - Мавка! Мавка!

Все страхи крестьянского детства всплыли в его воспалённом мозгу.

Мавка, несговорчивая, бесовская Мавка, - никогда не оставляет человека живым! Околдует, защекочет, задушит! Эти твари креста не боятся, они потому и Мавки, что умерли некрещёными. Мавки не ведают жалости! Они прокляты и осуждены вечно качаться на ветках. У них нет тени, Домен оглянулся - действительно, тени у Мавки не было, а Мавок уже трое: две рядом, одна так и осталась на дереве.

- ...ы-ы-ы! - ревел, икая и захлёбываясь, Домен, чувствуя, что волосы на голове поднялись дыбом, а сам он взмок. Убегая, оглядываясь, падая и оскользаясь, поднимаясь и снова оглядываясь, он не столько видел, сколько чувствовал: две Мавки продолжали гнаться за ним, и, оказываясь боком, показывали ему свои вываливавшиеся на ходу кишки...

Это за Доменом убегали в ужасе Завьял и Змитрок, спасаясь каждый от своего страха.

Бод, содрогаясь от мысли, сколько зла принесёт в мир одержимый Домен, что ждёт всякую женщину, путь которой пересечётся в недобрый час с путём этого чудовища, спрыгнул с дерева, открыл фляжку с водой из священного ручья и, торопясь, нашептав на воду слова, выплеснул в ту сторону, куда побежал Домен, следя, чтобы капли попали на след. Воду, остававшуюся во фляге, вылил, сожалея, что чистая вода узнала о таком страшном человеке....

...Домен спасался от Мавок. Те не отставали. Затем Мавки обогнали Домена. Теперь они - прекрасные, точёные - стояли впереди перед ним, затихнув, замерев. Как стояла подле него когда-то одна молодая девка в свой последний час...

Домену показалось, Мавки лукавят.... Их ужасных спин не было видно. "Так я сейчас споймаю одну, и-у-ух! - а потом выпотрошу, накручу кишки на сучья!"

Домен прыгнул вперёд: Мавка, сделавшись страшной, захохотала.

Он упал в лесную болотянку, лицом вниз, Мавки сели на него сверху, не давая поднять головы.

Домен мычал, захлебывался в гнилой стоячей воде, дергаясь, не в силах подняться из вязкой жижи, а дикие страшные голоса над ним, хохоча, пересказывали историю всей его лихой и неправедной жизни, отказывая ему в покаянии и прощении...

Как только в глубине леса замерли все звуки, обессиленный Бод опустился на холодную землю. Ему было плохо. Он, вынужденный помогать помысленному стать проявленным, карая этих злых и заблудших людей, которых, как сказала вода, уже не вернуть к нормальной жизни, потерял много сил.

Он вовсе не хотел совершенствовать мир, очищая его от скверны. Его путь - это нечто вроде спокойно петляющей лесной тропы Познающего, а не тонкая, как по острию ножа, стезя чародея-воина, такого, как Гильгамеш или Искандер, больше известный христианскому миру как Александр Македонский...

...Он заставил себя подняться и подошёл к дубу, на котором сидел только что, отражая, как зеркало, лихим людям их собственные страхи. Древо, невольно участвовавшее в чародействе, отстранилось. Бод поплёлся к ясеню. Передумал, потому что и это дерево он сегодня использовал; оглянулся и выбрал нарядный клён - молодой, но уже крепкий и высокий. Стал, скинув свиту, спиной к стволу, достал вторую фляжку, ещё полную чудесной водой, испил, чувствуя, что прибывают силы, спадает тёмная пелена сомнений с опустошённой души...

Бод вернулся на дорогу, подобрал вещи, взвалил поклажу на спину, и, глядя прямо перед собой, зашагал в самую чащу. На исходе ночи, минуя буреломы, продираясь сквозь молодой подлесок, он вышел к своей избушке. Проверил охранное заклятие, сотворённое от чужих глаз, и вошёл в низкую дверь дома, так редко видевшего своего хозяина.

Спал он недолго, но сон был глубок и спокоен, как всегда в этом благословенном месте.

***