В душной ночи звезда (СИ)

-Ты будешь самый прекрасный сказочник-дедушка.

- Я хочу быть сначала самым прекрасным твоим мужем.

- И я тоже этого хочу.

- Да? Как поверить?

Анна сделала вид, что занята.

- Собирается обоз на Чернигов. Ты поедешь?

- Поеду. Надо ехать. В складе лежит мой товар: зовёт в дорогу. Год выдался хороший. Счастливый этот год, лада моя. Вернусь с гостинцами. Кондрат обещает дать Егора на стройку за старшего, строить сруб начнут сейчас же, пока земля не замёрзла. Заплачу людям, будут не в обиде, сделают быстро. Я заберу тебя отсюда хоть сейчас в старую хату. Пойдёшь?

- Здесь буду ждать тебя.

- Я приеду, подпишем договор* сразу. Что скажешь?

- Этого и жду. Справляйся скорей, и возвращайся.

- Анна, я уезжаю по несколько раз за зиму. Как ты одна будешь жить?

- Ты придумал что-то?

- Думаю два сруба ставить на одном плацу: подселю соседей-стариков. Они будут хозяева во дворе, ты - в доме. Люди работящие и крепкие, а родни у них не осталось.

- Спрашивал их согласия?

- Да. Просил об этом кое-кого. Они только рады, их хатенка совсем плохонькая. Мне за тебя смелее будет: дом, ласточка моя, за городскими стенами.

Не вытерпел, подошёл: целовал Анну.

- Это даже лучше. Ни тебе, ни мне в мастерскую не ходить. За посадской стеной

сады, простор! - Она сделала ещё несколько стежков. - Чаровник, ты обещал обучать девочек. А меня?

- Анна, это непросто. Дети твои не такие, как все, сама теперь знаешь. Помнишь, что было вчера? Не я - так кто-то рано или поздно должен был стать их учителем. И ты способна, но я ещё не знаю, насколько. Я не могу определить, в чём твоя тайна, а она у тебя есть, это точно.

Бод не признался, что закон чародейства для такого случая был один, и он гласил: не можешь понять - не можешь и учить. Значит, наставник у его любимой должен быть другой. И тогда, даже если окажется, что Анна не обладает Даром, ученичество принесёт ей немалую пользу. Ему, Боду, даже думать не хочется о том, чтобы Анна была рядом с другим чародеем, всё равно, каким, - хоть и старым и дряхлым монахом-схимником! То, что Анна приняла за след мужской ревности в нём, на самом деле было гораздо сложнее. Ревности чуждается истинный Знающий, но сожалеть о преемнице знаний, об ученице - это допускалось. (Ну-ну, убеждай себя, чародей!).

- Жизнь после учения становится не та. Что можно простому человеку, нельзя чародею. Иногда нелегко вводить людей в заблуждение, а лгать, как ты знаешь, тоже нельзя. Но и сказать правду - смерти подобно! Пока не столько чародейство, сколько смекалка выручала меня. Знаешь, как я выкрутился, когда восемь лет назад меня спросили в магистрате, по какой причине явился в город? Задрал рубаху, показал спину в рубцах, а шрам от сведённого рабского клейма приняли за след страшного укуса, и говорить ничего не пришлось. Решили, что сбежал от зверских побоев мастера, и пан войт сокрушался, что не им испорчена такая хорошая шкура.

Рядом со мной многому и ты научишься. Но пока ездить буду, подумай - нужно ли это тебе?

- Я подумаю, - ответила Анна. И вспомнила вчерашний поздний вечер

Бод оставил её и девочек в верхней светлице.

Приготовился снять страхи. Так он сказал детям.

Анне же объяснил, что на самом деле чародейство это преследовало и ещё одну цель: он должен был узнать, по какой стезе пойдёт развиваться необыкновенный дар двойняшек. Таких путей было пять: воздух, вода, земля, древо, огонь.

По его просьбе Анна захватила новый льняной отрез. Им застелили лаву - стола в верхней светлице не было. Бод выложил по отрезу красную нитку кругом. Анна доставала штуки, которые Бод указал ей собрать по всему дому и даже во дворе и в сараях. Бод читал нараспев непонятные слова, раскачиваясь в такт речи. Брал из рук Анны по очереди колос, камень, травинку, веточку, бусины, булавки, шерсть, лён, железо от упряжи.... Клал их на расстеленный отрез, велев Катерине и Лизавете смотреть и рассказывать, что они видят. Девочки какое-то время молчали, провожая глазами то, что появлялось и исчезало на застеленной лаве. Первой заговорила Катерина:

- Растёт верба, ветки на ветру качает. - Это Бод, убрав костяной гребень, положил веточку вербы.

- Липа красовалась большая-пребольшая, теперь уж нет её, - заметили дети. На отрезе лежала старая деревянная ложка.

- Где же липа?

- Срубили дядюшки.

- И что ж липа?

- Рубили зимой, на старой луне. Липа спала, не грустила.

- А сейчас?

- Рада служить людям.

- Хорошо ли это?

- Да, хорошо. Так надо. И дерево это знает.

Дальше продолжал бортник выкладывать разные предметы. Девочки опять заговорили, когда он положил на стол дубовый клин:

- Дуб рос не здесь, он старый, очень старый. Он много видел и ничему не удивился, когда люди пришли рубить его.

- Как начинали рубить дерево?

- Сказали нужные слова, кажется, просили прощения и спрашивали, разрешает ли дуб рубить его?

- Правильно ли это?

- Да, правильно.

- А если бы не спросили, что тогда?

- Из него не успел бы выйти дух. Дух томился бы, горевал, видя смерть своего дерева. А без духа дерево стало просто бревном.