Въ двѣнадцатомъ часу

— Смотри пожалуй! сказалъ Бенно, и почти пржняя юмористическая улыбка сверкнула въ его черныхъ глазахъ: — смотри пожалуй, къ какимъ жалкимъ софизмамъ должна прибѣгать твоя нѣкогда такая логичная голова, для того чтобъ защищать дурное, нечестное дѣло. Что ты меня считаешь филистеромъ — да простятъ тебѣ эту несправедливость твой отецъ Аполлонъ и девять музъ, которые это лучше знаютъ; но что ты хочешь увѣрить меня, признаннаго професора антропологіи и психологіи, хочешь увѣрить, что въ твоемъ положеніи X надо принимать за У — ужъ извини, этого не можетъ допустить мое академическое достоинство. Подобные жалкіе мыслители, какъ ты, любезный Свенъ, почти всегда подвергаются опасности втянуться душою и тѣломъ въ бездну страсти, то-есть со шкурой и волосами попасть въ пасть демона. Пламя сладострастія, которое мы, вѣтренные сыны міра, принимаемъ за то, что оно въ дѣйствительности, для васъ всегда сливается съ страстнымъ стремленіемъ сердца къ невѣдомому, а такъ-какъ вы вообще увѣрены, что добро желаете ради добра — какъ и въ подобномъ случаѣ, въ который ты теперь попалъ — то для вашей головы невмѣстима мысль, что и вы иногда, хотя по исключительному случаю, какъ простые смертные, находитесь подъ вліяніемъ эгоизма. Кромѣ того, мой любезный Свенъ, ты хорошо знаешь, что Шекспиръ — а вѣдь онъ тоже немножко толкъ зналъ въ этихъ дѣлахъ — сказалъ: «Никто такъ легко не попадается въ ловушку, какъ мудрецъ, вступающій въ орденъ глупцовъ; та мудрость, которая отъ глупости высижена, всегда воображаетъ себя подъ щитомъ мудрости.» Счастье вашей возлюбленной, какъ вы утверждаете, составляетъ всю сущность вопроса для васъ; почему вы, когда это нужно для васъ, весь міръ необдуманно приносите въ жертву; только вы сами какимъ-то удивительнымъ способомъ исключаетесь изъ этой жертвы; не изъ малодушія или другой неблагоразумной причины — нѣтъ, Боже сохрани! какъ могутъ такъ поступать избранники сердца? — но оттого, что вы считаете себя нераздѣльною частицей счастья возлюбленной, которую никто на свѣтѣ не можетъ такъ любить, какъ вы. Въ такомъ кругѣ вы кружитесь до-тѣхъ-поръ, пока у васъ голова кругомъ пойдетъ, пока вы потеряете спокойный, объективный взглядъ на остальной міръ, пока благороднѣйшія чувства человѣка — справедливость, сознаніе добра и зла — совершенно тупѣютъ и ваша гуманность, ради которой вы столько шуму дѣлаете, уступаетъ мѣсто тупому себялюбію, въ которомъ счастье и горе ближняго вамъ уже кажутся не важнѣе какъ для легкомысленныхъ мальчишекъ жизнь майскихъ жуковъ и бабочекъ.

— Надъ шрамами смѣется тотъ, кто самъ раненъ не бывалъ. Попробуй-ка Корнелія тебя полюбить, такъ ты бы совсѣмъ иначе запѣлъ!

— Точно такъ же, какъ и ты, еслибъ Корнелія другого любила.

— Но она любитъ меня, а никого другого.

— Долженъ ли я тебѣ сказать нѣчто, отъ чего, быть можетъ, грозитъ мнѣ опасность потерять твою дружбу? Вотъ видишь ли, несмотря ни на что происшедшее, я не вѣрю, чтобъ эта женщина тебя любила. Нѣтъ; но не смотри же на меня такъ грозно, а лучше выслушай спокойно. Въ этой женщинѣ, какъ и въ тебѣ, существуетъ стремленіе къ недосягаемой высотѣ, къ несбыточному блаженству — стремленіе, которое никогда не осуществлялось въ жизни и никогда не можетъ осуществиться. Она любитъ идеалъ, созданный ея всемогущею фантазіей, къ которому въ концѣ концовъ ты такъ же мало подходишь, какъ и всякій другой смертный. Лучшее доказательство тому служить то, что даже любовь мужа не удовлетворяла ее. Не кривляйся съ такимъ презрѣніемъ; ты не зналъ Фрэнка Дургама, но я его узналъ, и говорю, это былъ человѣкъ благороднѣйшій, великодушнѣйшій, человѣкъ, котораго ни одна женщина не была достойна; въ немъ я не зналъ недостатковъ, кромѣ одного, за который онъ поплатился жизнью; этотъ недостатокъ — онъ слишкомъ много любилъ свою жену. Ну а теперь хоть и я не волшебникъ, а все-же хочу сдѣлать тебѣ предсказаніе. Въ душѣ Корнеліи пробудится съ каждымъ днемъ сильнѣе раскаяніе, что она была причиною смерти этого достойнаго человѣка; достоинства его она только теперь оцѣнитъ и не далеко время, что она, хотя бы въ мысляхъ поставивъ тебя на его мѣсто, увидитъ въ тебѣ причину своего страшнаго увлеченія, которое лишило ее мужа, лишило ея дѣтей; — отца... Ну теперь довольно, и даже чрезчуръ довольно на нынѣшній день. Принимай лекарство акуратно и подумай о томъ, что я тебѣ сказалъ. Завтра утромъ я зайду къ тебѣ предъ лекціею.

Бенно схватилъ шляпу и оставилъ Свена наединѣ съ своею совѣстью.

Глава двѣнадцатая.