В двух битвах

— Отлично, лейтенант. Я иду. Вызовите сюда взвод бригадных автоматчиков. Теплянинову передайте — иметь подвижной резерв из двух взводов, готовый контратаковать противника в полосе каждого батальона. В 15.50 офицеры штаба докладывают о выполнении задания. Исполняйте!

Уходя, Сухиашвили поручил Карееву побывать в каждом взводе. Предупредить, чтобы матросы готовы были в несколько секунд сменить лопату на автомат. Гитлеровцы под прикрытием массированного артогня наверняка подползут близко к нашей траншее.

Наблюдательный пункт комбрига бригадные саперы оборудовали по соседству с лейтенантом Сизовым. Щель была расчищена, в ней сделали небольшой отвод, установили стереотрубу, три телефонных аппарата: для связи с батальонами и ротами, артиллеристами и штабом корпуса. Комбриг заслушал короткие доклады комбатов и, по его вызову, трех ротных командиров. Доложил об исполнении приказа Теплянинов. В двух десятках метров разместился прибывший взвод бригадных автоматчиков во главе с политруком роты главстаршиной Щербаковым. Они тут же приступили к совершенствованию обороны на своем участке. В это время волнами стала подходить фашистская авиация. Халин предложил отвести часть людей на вторую позицию. Комбриг не согласился:

— Нельзя этого делать! Внесем сутолоку. Траншея расчищена, потерь больших не будет!

В течение часа враг ожесточенно бомбил нашу первую траншею. Средние и тяжелые бомбы нещадно кромсали землю. Возле комбрига грохнулся огромный корень, вывороченный из земли вместе с крупным деревом.

— Халин! — крикнул комбриг. — Передайте по сети: «Работу по расчистке продолжать! О прямых попаданиях докладывать немедленно». Приостановленная бомбежкой работа в траншее повсеместно возобновилась. Только в местах близких разрывов бомб матросы ложились, но утихал звук пролетевших осколков — люди тут же брались за лопатки. Напряженный физический труд в какой-то мере ослаблял колоссальную нагрузку на психику. Халин ни на минуту не выпускал телефонную трубку. Все время сдувая с планшетки землю, он продолжал карандашом наносить на схему огневые средства. Доложили уже о пяти прямых попаданиях в траншею!

— Все противотанковые орудия, кроме одного, выведены из строя на большаке Локня — Холм, — доложил Халин комбригу незадолго до окончания бомбежки.

— Теплянинова на провод... Срочно одно отделение с противотанковыми гранатами на большак. Скажите им, что я верю — дорогу они забьют подбитыми танками. Исполняйте! — и Сухиашвили бросил трубку.

Указывая на схему огня, он предлагал штабным офицерам на месте принять меры к усилению отдельных участков. В этот момент последняя партия самолетов повернула на запад. Еще не исчезло гудение моторов — начался сильнейший артиллерийско-минометный налет врага. Через семь минут все стихло. Как и предполагал комбриг, цепи врага близко подползли к траншее и с криком бросились в атаку. От большака хорошо был слышен рев танковых моторов, орудийные выстрелы. Заработали автоматы и пулеметы моряков. Приглушенным эхом донеслись разрывы наших противотанковых гранат.

— Молодцы! Сизову благодарность, — говорил комбриг, наблюдая за вражеской атакой в стереотрубу. Повернувшись к Халину, он продолжал: — Здесь порядок, что там?

— Пока молчат. Благодарность вашу сейчас передам.

Константин Давыдович, устало опершись плечом о стенку траншеи, сосредоточенно слушает грозную музыку боя. Помятая шинель на нем почернела. Темная морская шапка-ушанка, когда он снял каску, оказалась в трех местах порванной, широкое лицо в ссадинах, вымазано сажей. Проходит одна, две, три минуты. Крики фашистов прекратились. С левого фланга доносятся отдельные выстрелы, постепенно утихает бой и на правом фланге. Комбаты докладывают: атаки повсеместно отбиты. Сухиашвили обращается к лейтенанту Халину:

— Передайте в части: «Результатами боя доволен. Незамедлительно продолжать земляные работы и готовиться к отражению следующей атаки!»

Мы тем временем с Михаилом Михайловичем Кульковым с наката блиндажа наблюдали последние часы этого тяжелейшего боя. Засвистела бомба. Она угодила точно в штабной дом.

...Молча смотрели мы с начальником на огромную дымящуюся яму на том самом месте, где всего несколько секунд назад стоял наш штабной дом. Кряжистый, изрешеченный пулями и осколками, он до самой последней минуты возвышался над курившимися развалинами деревни. Кроме жалких остатков фундамента с южной стороны дома, от него ничего не осталось. Метрах в десяти от воронки валялась часть русской печи, дальше были разбросаны стенные бревна, а еще дальше, совсем недалеко от нашего блиндажа, валялся большой отсек крыши. Затянувшееся молчание нарушил Михаил Михайлович.

— Понятно тебе?

— Не совсем...

— Да что же тут неясного? Я хочу сказать — знать надо, когда уходить, Андрей Сергеевич! Дом-то на воздух взлетел пустым! Факт. Никуда не денешься!