В двух километрах от Счастья

— Смотри, кто к нам приехал! — говорит Анна Архиповна высоким голосом и прямо сияет, и платье на ней кашемировое, самое лучшее. — Узнаешь, Раечка, тетю Галю?

За столом сидела и пила чай из блюдечка немолодая уже, но еще интересная женщина, полная, или, как говорят украинцы, гладкая, в дорогом бостоновом костюме серого цвета. Она осторожно поставила блюдечко на скатерть, а потом вдруг порывисто вскочила, чуть не опрокинула стул, и кинулась обнимать Раю, и всю ее измазала губной помадой…

Узнать тетю Галю она никак не могла. Потому что видела ее в последний раз лет двадцать назад. Но слышала про нее Рая очень много. Особенно в детстве. Эта тетя, двоюродная мамина сестра, в отличие от всех остальных, более легкомысленных членов их семьи, получила высшее образование. В московском каком-то бухгалтерском институте. А потом она работала в пищепроме на ответственной должности и вышла замуж за какого-то уж совсем главного по той же пищевой линии. Два или три раза, после того как отец их бросил, она присылала Рае и Кате платьица и штанишки, из которых выросла ее дочка Эльза. И однажды она прислала куклу — негритенка в пионерском галстуке. Это была хотя и не новая, но прекрасная и любимая кукла, из-за которой Рая и Катя вечно дрались.

Теперь наконец настал час и Анне Архиповне показать, что и она не даром прожила свою жизнь. Вот вырастила дочку — Герой Социалистического Труда (а героев небось в сто раз меньше, чем бухгалтеров с высшим образованием). И выдала ее замуж за парторга, который, может, поважнее какого-то там пищевого начальника (тем более находящегося в настоящее время на пенсии).

— Раечка, — все тем же необычным высоким голосом говорила Анна Архиповна. — Раечка, у тети Гали есть к тебе большая просьба. Ты уважь, сделай все по-родственному…

Просьба, собственно, была пустяковая. Дело в том, что у тети Гали с мужем имеется в городе небольшой домишко, четыре комнатки… А сейчас у них на работе есть возможность получить квартиру. Конечно, им, старым людям, уже тяжело жить в этой деревянной халупке. Но горсовет ордера не дает, пока они не откажутся от своего домовладения. А оно записано не на них, а на дочку («Ты помнишь нашу Эльзочку?»), и они ничего сдать горсовету не могут.

Тетя Галя у себя в учреждении уже неофициально обо всем договорилась. К ней прекрасно относятся и все сделают. Нужна только бумажка, какое-нибудь ходатайство по общественной линии.

— У тебя есть бланк, Раечка? — спросила тетя Галя.

Никакого бланка Героям Социалистического Труда не положено. Это у тети Мани, как депутата Верховного Совета, есть бланк. Тетя Маня и напишет письмо, какое требуется.

Но тетя Маня никакого письма писать не стала. Она сразу напустилась на Раину родственницу с разными вопросами, которые Рае и в голову бы не пришли. И оказалось, что тут какое-то жульничество и липа. Рая с ужасом и восторгом смотрела на них, на влиятельное лицо и просительницу. (Если б это было на фотографии, никто бы ни за что на свете не догадался, что вот эта маленькая, сухонькая старушка в застиранной кофте и старой черной спиднице есть влиятельное лицо, а эта важная, интересная дама — наоборот.)

— Что ж ты, глаза твои бесстыжие, выгадываешь? Вот мне люди письма пишут, на прием приходят — и такое у них бывает горе, такая несправедливость. Бывает, вдова, трое детишек, комната девять метров — и то ордеров не просит, только насчет интерната похлопотать. Чтоб им учиться. А у тебя уже все договорено, только бумажку дай для формальности! Интересно знать, с кем это у тебя договорено? У меня хватит образования поехать в город и раскопать, кто это там такие договорщики! — так кричала на просительницу тетя Маня, а потом вдруг махнула рукой и сказала: — Ладно, иди отсюда!

— Как вы интересно разговариваете! — оскорбилась та. — А еще называется депутат, слуга народа.

— Я никому не слуга! Я ж тебе культурно сказала: иди с моей хаты! А тебе, Раечка, стыд…

И действительно, это был стыд. Она сама не помнит, как дошла с тетей Галей до дому, как объяснилась с мамой. Хорошо, хоть гостья не стала задерживаться: сразу собрала свой чемоданчик — и к автобусу, чтоб ке опоздать на четырехчасовой.

— А и черт с ней, — сказала вдруг Анна Архиповна. — Вообще-то она паскудная баба. И всю жизнь из себя барыню выламывала. Такая мадам фру-фру, не подступись…

31

Если б была на свете справедливость, то Рая, конечно, после таких позорных промахов должна была сделаться снисходительней к Петру. Он ведь тоже все делал от души. Но при всем желании не умела Рая к нему приладиться и все придиралась и придиралась. Просто даже глупо и неполитично для женщины, уже не такой молодой, у которой интересный и нестарый муж, занимающий видное положение в совхозе, в этом бабьем хозяйстве, где такие кралечки ходят, полненькие, свеженькие, голорукие, тридцать восьмого и тридцать девятого года рождения…

Вот однажды вечером в клубе винзавода было партийное собрание. Нормальное, несколько текущих вопросов: развертывание предмайского соревнования, политучеба, прием в партию тракториста Приходько…