Читаем В двух километрах от Счастья полностью

Тише ход на поворотах,Дай сигнал всегда в воротах,Реже тормоз нажимай,Чаще смазку проверяй.

Юлька. А по-моему, очень хороший стих. Как в жизни. А то один психический на самосвале налетел из-за поворота, чуть Надьку Плаксину не задавил. Представляешь?!

Поэт издал тихий мученический стон, но Юлька без всякого «перехода» взяла его голову и поцеловала.

Юлька. А на меня раз «Запорожец» наехал. (Целует его.) Но что это за машина — «Запорожец»?! Под такую попадать — только время терять… А мы с тобой, как выучимся на техника, «Москвичика» купим. Правда? (Целуются.)

Появляется старуха дворничиха с метлой.

Дворничиха. Ну чего расселись на малышовых цацках?

Юлька. А мы, теть, голубей смотрим…

Дворничиха (подметая, философствует). Чего в них хорошего? В теперешних-то голубях… А ну, вставайте…

Костя. В теперешних? Хм… (Они с Юлькой уходят, держась за руки.)

Дворничиха (задумчиво). Раньше голубей было гораздо больше, но гадили они гора-а-аздо меньше. (Уходит.)

Сколько-то секунд еще раскачивается пустая качалка, и вот появляются Саша и Ира.

Саша. Ты что, всерьез принимаешь? Эту чушь собачью!

Ира. Я ничего не знаю. Просто я тороплюсь… Мне еще надо…

Саша. Куда? Ну что с тобой? И как-то все сразу валится… И ты от меня отдалилась на семьсот тысяч километров.

Ира (грустно). На семьсот тысяч километров… По-моему, на земле даже нету места, которое было бы так далеко. Вот когда я тебя слышу, я совершенно забываю. Наверно, потому, что я женщина, ну, баба… Но ведь все равно…

Саша. Что ты забываешь?

Ира. Ну, все! Ну, что у нас сегодня дома было, с дядей Яшей. У него был ужаснейший приступ. Я боялась — второй инфаркт… И как ты мог! Против такого человека! Он же просто горит тут у вас. Он не женился даже… Все, все в работе! И сейчас опять ушел. Я его уложила, а он ушел. Как же ты мог?!

Саша. Ну, я не знаю, что тебе сказать.

Ира. Это я не знаю… Нет, я скажу. Мне все объяснили… Ты подал на него какое-то заявление! Это низко, между порядочными людьми так не делают. Я не думала, что ты так можешь сделать! (Плачет.) И оказывается, чтобы прикрыть какую-то фальшивку. Вот этот старый рабочий пишет… в газете…

Саша (потухшим, очень спокойным голосом). Ока-зы-вает-ся…

Ира. Для чего ты написал?

Саша. Как для чего? А как ты думаешь: для чего?

Ира. Я не знаю… Но все равно — гадко!

Саша. Так узнай! Всю правду! Я рассчитывал, что твоего дядю снимут. А меня назначат на его место. Сразу главным начальником! С окладом четыреста двадцать рублей! И запишут в книгу почета (он уже почти орет). И выдадут медаль «За отвагу на пожаре».

Ира. Все?! До свидания! (Убегает.)

Саша (кричит ей вдогонку). Нет, не все. Когда я возвышусь, я возьму тебя в жены! В подруги жизни! Ты будешь устраивать приемы в честь делегаций. Ты сумеешь устраивать приемы?!

Появляется дворничиха, неодобрительно смотрит на Сашу.

Дворничиха. Ну чего? Чего орешь? Иди проспись.

Саша. Иду… (С особенным каким-то нажимом.) Иду, иду, иду. (Уходит.)

Дворничиха. Раньше пили гораздо больше, но безобразничали гора-аздо меньше.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Стрела с надписью: «Ремонт. Вход в клуб через черный ход». Перед занавесом стоит скамейка, на ней Сухоруков сидит курит. Появляется Саша и, заметив врага, поспешно поворачивает назад.

Сухоруков. Малышев, на минутку!

Саша (сухо). Здравствуйте, Яков Павлович.

Сухоруков. Ты что, правда желаешь мне здравствовать? Или просто так, автоматически? (Саша молчит.) Тогда ты лучше говори: «Привет». Оно вернее и ни к чему не обязывает.

Саша. Нет, почему же… Здравствуйте…

Сухоруков. Ну, если так, то очень тебя прошу, закинь свое заявление куда-нибудь подальше и иди домой…

Саша. Боитесь?

Сухоруков (грустно). Дурак ты все-таки… Бедная Ирка! (Саша порывается уйти. Сухоруков хватает его за рукав и насильно усаживает.) Нет, погоди! Ты в самую точку попал: я тебя ужасно боюсь, прямо дрожу…

Саша. Что вам от меня надо?

Сухоруков. Чтобы ты вот сел и послушал. А то ты уже точно знаешь, что вся правда, какая только есть на земле, вся она у тебя в кармане… Больше ни у кого ее нет. (Саша опять порывается встать.) Так вот насчет того, что я тебя боюсь…

Саша. Ну, не боитесь, и ладно.

Сухоруков. Да нет, не ладно. Вот ты хороший человек, голубоглазый, а самых простых человеческих чувств не понимаешь. Просто жалко же мне… И нравишься… Я именно таким своего наследника представлял…

Саша. Чего меня жалеть?

Сухоруков. Да не тебя мне жалко, что тебе такого особенного сделается! Мне самому на себя противно смотреть будет, на Иркины вопросы отвечать, если я тебя сегодня задавлю. А ты меня в такое положение загоняешь, что некуда деваться, надо бить. Потому что от этого твоего шума дело шатается. Этим трансформатором целое ведомство замарано, оно не простит…

Саша. Ведомство? Оно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза