В двух шагах от моря

Умерла Клэр. Ей еще не было семидесяти, она не жаловалась на здоровье и, не разразись ядерная война, могла бы прожить еще долгие годы. Но, как видно, теперь, когда наверху все умерли, она попросту не видела смысла продолжать жить. Она угасала молча, ни на что не сетуя, и даже продолжала исполнять свои обязанности кухарки — а однажды утром просто не проснулась.

Это была единственная мирная смерть в убежище за двадцать лет его существования.

И эта смерть вскрыла еще одну проблему, о которой Джордж и те, кого он нанимал для строительства, в свое время не подумали. Что делать с трупом? Наружу его не вынесешь, там по-прежнему радиоактивный ад (тогда, в первый год, в этом не могло быть сомнений). А универсальный мусоросжигатель не был расчитан на предметы таких размеров. Чтобы засунуть туда труп, его надо было разрубить на три части.

По жребию, сделать это досталось Эдварду. Тело Клэр упаковали в два черных пластиковых мешка, чтобы Эдвард не видел, ЧТО рубит и ЧТО получается в результате. Но того все равно стошнило после первого же удара топором, пришедшегося во что-то мягкое и влажно чавкнувшее. Тогда доделать работу взялся Дэниэл. Он справился. Он, разумеется, делал это в одиночестве, и остальные не видели кривой усмешки и дьявольских огоньков удовольствия в его глазах, когда он орудовал топором.

Пять недель спустя родился Тони. Мелисса промучилась двое суток; она стонала, что лучше умереть, и что она ненавидит этого ребенка. Но она не умерла, и ребенок тоже. Джордж, которому пришлось выступать восприемником, перерезал пуповину кухонным ножом. К счастью, у Мелиссы не возникло проблем с молоком. Но, едва она оправилась после родов, как в убежище случилось новое потрясение.

Дэниэл все это время не оставлял своих попыток. Жены периодически жаловались на него мужьям, мужья предупреждали Дэниэла «похорошему», пока избегая, однако, рукоприкладства, Дэниэл пытался обернуть все в шутку и, действительно, на какое-то время утихомиривался, но затем все начиналось вновь. В какой-то момент он сосредоточил основные усилия на Памелле, руководствуясь нехитрой логикой: раз ее муж — его брат-близнец, то не все ли ей равно? Сначала подобные идеи провозглашались им как бы в шутку, но, не встретив понимания со стороны Памеллы, он разработал план, достойный пера Боккаччо. Дэниэл и Эдвард были, разумеется, очень похожи, но в довоенной жизни их не путали: Эдвард гладко брился и носил строгую «деловую» прическу, в то время как в обольстительном арсенале Дэниэла не последнее место занимали его пышная грива и щегольские усы. Да и стиль одежды у поступившего в солидную фирму Эдварда и у студента-недоучки Дэна различался обычно довольно заметно. Теперь, однако, обитателям убежища было не до строгих причесок, да и одежду они использовали одинаковую — ту, что была запасена на складе. Так что единственным бросавшимся в глаза отличием между близнецами оставались усы. Чтобы выдать себя за Эда, Дэниэлу нужно было лишь сбрить их, подгадав момент, когда брат будет чем-то занят в другом конце убежища, а Памелла не будет об этом знать. Разумеется, он не собирался заниматься подобным маскарадом и в дальнейшем, а рассчитывал, что Памелла, поставленная перед фактом свершившейся измены, впредь будет сговорчивей.

И ему это почти удалось. Памелла даже не удивилась внезапно появившемуся мужу, который «хочет ее прямо сейчас». Он увлек ее в помещение склада, уже избавленное от части коробок, и приступил к делу. Однако, как видно, в сексуальном поведении братьев имелись значительные различия, которые женщина сразу почувствовала. Заподозрив неладное, она громко закричала: «Эдди! Эдди!» Ее бы никто не услышал — в ту пору звукоизоляция помещений убежища была полной — но Дэниэла подвело самообладание: он принялся зажимать своей жертве рот. Она стала отбиваться; довольно долго они барахтались среди контейнеров, набивая синяки и шишки, и наконец, полуголые, выкатились в дверь практически под ноги Эдварду, искавшему свою жену.

Тот сразу все понял и набросился на братца. Драка была жестокой; прибежавшим позже остальным мужчинам еле удалось их растащить. Джордж объявил общее собрание; на нем избитому и окровавленному донжуану было объявлено, что, если он не прекратит своих фортелей, в следующий раз его просто кастрируют, и по голосу Джорджа нельзя было сказать, что он шутит. Дэн молча выслушал это и угрюмо поплелся за аптечкой, чтобы обработать раны.

А три дня спустя, когда все сидели за завтраком, вошел припозднившийся Дэниэл. «Садись, пока мы не съели твою порцию», — приветствовал его Джордж. «Угу», — ответил Дэниэл и сделал еще три шага вперед. А потом выхватил из-за спины пистолет и начал стрелять.