Он знал его историю и настоящее имя. Певец, любитель и любимец женщин. Деньги, вилла, машины. Еще он был любимцем мафии, потому что в своих балладах превозносил ее до небес. Бойцов описывал как защитников угнетенных, а боссов – как легендарных героев. А потом его похитили головорезы из конкурирующего клана. Они хотели, чтоб он теперь воспевал их, а старых нанимателей выставил мелкими червями и продавшимися «суками». Мариачи не согласился. Конечно, певец не мог не понимать, что, если он станет перебежчиком, его убьют уже старые покровители, а скрыть факт измены невозможно. Кругом сеть и «добрые люди». Поэтому прикинулся блаженным дурачком. Но это его не спасло от мучительного наказания. Похитители били певца его же собственным гитароном, здоровенной гитарой, пока инструмент не сломался. Тогда тяжелыми битами ему раздробили кости рук, потом принялись за ноги. После этого просто выкинули за городом в канаву. А пока он полз змеей до шоссе, его дом сожгли вместе с гаражом. После подключились юристы мафии, и оказалось, что мариачи еще должен банку. Понятное дело, что и друзья, и любовницы после этого куда-то испарились.
Судя по всему, его медицинской страховки и накоплений хватило только на руки. На нормальные протезы для ног не осталось. И фонды, куда он обращался, ничего не дали. На нем была черная метка отверженного. И на кредит он не мог рассчитывать после того, как обидел уважаемых людей.
Хорошо, что чистят страну от этой мафиозной погани, подумал Рихтер. Хотя работы еще много. Многих надо поставить к стенке и совсем не как непослушных детей. Не для раздумий об их грешном поведении.
– Я слышал, он не просто пришел в приемную Хорька, – заговорил Диего, когда исполнитель народной музыки ушел. – Он еще и упал там на колени. А когда к нему вышел сам начальник – посмотреть, что за шум, он начал целовать ему ботинки и говорить, что тот воплощение пророка Топильцина и бога Кетцалькоатля. Ну как Хорхе мог после этого не выделить ему деньги на вшивые протезы?
– Я знал одного мужика из Тольятти, – пробурчал Гаврила, беря еще бутылку, последнюю. – Нет, это не в Италии, а у нас на Волге. Тот покалечился на автозаводе, в сборочном цеху. Там одна линия еще в начале века поставлена. Обе ноги раздробило и руку, которой пытался вытащить ноги. Превратился в обрубок. А у него куча кредитов, ипотека и трое детей. И не такая работа, чтобы скопить на нормальные ноги и хваталку. Со страховкой что-то банк намутил. Мелким шрифтом, двадцать пятым пунктом. Мол, потерпевший сам виноват оказался. Хотя это неправда. Жена его бросила. Долг-то весь на нем, а не на ней. Так вот, этот мужик, звали его Вася, по-моему, не сломался и не попрошайничал. Научился пользоваться теми протезами, какие дали. С завода его уволили, но он в гараже открыл небольшую металлоремонтную мастерскую. И заработал денег…
– Блин, прямо американская мечта, – фыркнул Макс.
– Ты погоди, дальше слушай. Заработал денег. Купил на черном рынке «Калаш». Пришел в тот банк. И устроил им Судный день. Застрелили его, уже когда он ехал на угнанном ховер-байке к родному заводу. Хотел сказать спасибо руководству за обеспечение техники безопасности. Не успел.
– Дела… – только и сказал Санчес. – Красивая смерть. Грубо, конечно, ведь настоящие виновники остались нетронутыми. Но лучше, чем стать как этот…
Когда мариачи скрылся из виду, Рихтер вдруг обратил внимание на то, что Диего сидит красный, как омар.
– Ты чего, друг?
– Стыдно. Из-за таких клоунов… нас, мексиканцев, считают… черт знает кем. Слащавыми придурками, которые только и умеют, что песенки распевать.
– Да расслабься, – хлопнул его по плечу Гаврила. – Любой, кто неделю пожил тут, знает, что вы и глотки резать умеете, и носы набок сворачивать.
В ответ на это Диего снова надулся и помрачнел.
– Да блин, я шучу, пацан, – хлопнул его по плечу врач. – Знаю я и про ваши самолеты, и про ракеты. И про науку. Никто не говорит, что вы или убивцы, или жиголо. Блин… я вот не плачусь, что мне каждый столб говорит, что мы, русские, – алкаши! И у нас медведи по улицам ходят и на гармошках играют. Хотя этих медведей… после тридцати лет дружбы с Китаем… даже я – егерь со стажем – очень мало где видал. Есть места в Сибири, где остатки тайги можно перепутать с лесопарками. Там даже педофил в костюме мишки не спрячется, не то что медведь… которым уже всем лапы отхреначили для китайской народной медицины. А тиграм отрезали кое-что другое. Медведей-то ладно, застрелили наповал, а вот некоторых тигров, бедолаг, усыпляли транквилизаторами, а потом обратно выпускали. Без этого!
Взрыв хохота был просто термоядерный. Кто-то захлопал в ладоши. По-испански Гаврила говорил с жутким акцентом, переходя то и дело на русский, но у всех стояли «трансляторы».
– Ну а про алкоголиков… это они еще финнов не видели, – подытожил доктор, изображая руками, как шатается пьяный житель страны Суоми. Одно время он жил в Петербурге, и вряд ли имел причины врать.
– Не знаю, кто сегодня может верить в эти стереотипы о нациях, – сказал Макс примиряюще.