То есть народ как-то пугался. Сам же Витольд свою профессию любил, считал ее просто самой спокойной и лучшей. Не надо спешить, не надо ни с кем спорить и скандалить. Его вообще все устраивало до появления в его жизни Яны Карловны Цветковой, с которой его познакомил друг и коллега, патологоанатом из Москвы Олег Адольфович. Яна, видите ли, когда-то лечилась у него. Сейчас Витольд Леонидович даже подозревал, что Олег с удовольствием передал ему свою знакомую, чтобы он повесился, так как сам от нее уже с ума сошел. Но как, как живой человек может лечиться у патологоанатома?! Прямо по анекдоту — вскрытие показало, больной умер от вскрытия… Да еще и свезло, — она влюбилась в петербуржца и стала здесь появляться довольно часто. В довесок к Яне нарисовался ее биологический отец — заслуженный артист России Головко.
Вот именно эти, как говорится, вновь открывшиеся обстоятельства и напрягали Витольда Леонидовича. Он сидел в своем кабинете, в секционной, которая плавно вытекала из кабинета, и смотрел на приехавших к нему с круглыми от ужаса глазами. Улыбчивая Яна, как всегда харизматичный и громогласный Иван Демидович и молчаливый, видимо пребывающий в шоке, молодой и симпатичный Петр. Четвертый, приехавший с ними, был лысоватый мужчина с коротким ежиком седых волос, морщинистым лицом и противно пронзительным голосом. На нем была развязанная смирительная рубашка с закатанными по локти длинными рукавами. А вот босыми ногами в больничных штанах он пританцовывал, выделывал замысловатые коленца и непрерывно что-то невнятное орал. Его отвели и усадили в секционную, где на данный момент трупов на столах не было. А вот сам Витольд Леонидович пытался принимать других, более адекватных гостей все-таки в кабинете.
Гости дружно отказались пить чай, кофе и воду. Каждый, наверное, по своей причине. Только Иван Демидович попросил для себя медицинского спирта, но вовремя спохватился, что за рулем.
— Я правильно вас понял? — вкрадчиво начал патологоанатом. — Ты, Яна, вместе с этим молодым человеком по имени Петр легла в психиатрическую клинику неизвестно для чего, там выяснялось, для чего, и вы с Петром притащили этого человека ко мне? И папу своего привлекли для транспортировки ценного пациента?
— Все верно, — ответила Яна с самым добродушным выражением лица. — Только ты как-то странно говоришь. Словно злишься на нас за что-то.
— Правда, Витольд! Ты прямо как неродной! Сколько уже вместе пережили! — толкнул его в плечо Иван Демидович.
— Вот в этом-то и вопрос! — воскликнул Витольд Леонидович. — Без вас моя жизнь спокойна, размеренна и предсказуема. Но стоит вам появиться рядом!..
К ним в кабинет вошел пациент номер четыре и с глупым смехом сгреб с подоконника кучку семечек и замер, уставившись в окно. Со стороны казалось, что он окаменел или впал в ступор.
— Это вы ему собрались передавать важную информацию? — уточнил Витольд. — Нет-нет, не трогайте его и не тормошите, это бесполезно!
— Мы такого натерпелись! — воскликнула Яна. — Петр познакомился с местной медсестрой Лизой, она достала ему пропуск в закрытый блок, сама участвовать не захотела — испугалась. А мы вот проникли в закрытое место, в четвертую палату, нашли нужного человека и буквально вынесли его на улицу. Там нас уже ждал мой отец со своей машиной. Загрузили трофей и поехали, — зачем-то подробно изложила она.
Витольд Леонидович вытащил из кармана носовой платок и вытер им выступивший пот на лбу.
— Меня не очень интересуют ваши дела, или делишки. Я не понимаю, почему в этой цепочке злоключений в конце вы вспомнили обо мне? Вот чем навеяло? Я же не ложился с вами в это учреждение! Не звонил вам с просьбой включить меня во что-то захватывающее и интригующее дальнейшим общением с правоохранительными органами… Только не говорите, что я здесь, в Санкт-Петербурге, единственный известный вам врач. Дело в том, что я не психиатр, и не психотерапевт, я — патологоанатом. А это совсем иная история, специализация, это вообще по другую сторону бытия… — устало завершил свою тираду Витольд Леонидович.
— А здесь это надо? — спросила Яна.
Именно в этот момент Иван Георгиевич вздрогнул и, опустившись на колени, принялся засовывать семечки между плитками на полу, все время повторяя:
— Вырасти дерево, прилети на него птичка, свей на нем гнездышко, снеси яичко…
И так несколько раз, много-много без счета.
Семечки, естественно, не засовывались в плотно затертые швы между плитками, и пациент занервничал, засуетился, а потом просто сел на пол, скрестив ноги, и заплакал.
— А не уколоть ли мне его галоперидольчиком? — сам себя спросил Витольд Леонидович. — А отчего же не уколоть? — сам себе и ответил.
Налицо было легкое раздвоение личности.
Он набрал чей-то телефон и сказал несколько фраз, используя медицинские термины. Похоже, Яна, как единственный из присутствующих человек с высшим медицинским образованием, что-то из сказанного поняла.
— Ты что? Витольд! Зачем ему завязывать смирительную рубашку? Зачем галоперидол? Смотри, он же вот тихий, мирный, никого не трогает, сидит и сажает семечки.