В джунглях

Отец умел подражать не только пчелиному жужжанию, но и многим другим звукам; он обучил этому искусству и меня, что очень нам пригодилось. Например, мы перекликались, подражая павлиньему крику. Павлина мы выбрали потому, что кричит он громко и пронзительно, а встречаются эти птицы довольно редко — значит, не придется на каждом шагу путать их крики с нашими. Но все же без путаницы не обходилось. Однажды я позвал отца с дерева, но вместо ответа явился громадный павлин и, не найдя подруги, стал прыгать по веткам. Я крикнул снова. Павлин сердито распустил хвост, готовясь встретить врага, — видно, на этот раз я издал крик, похожий на боевой клич самца, вызов на поединок.

Мы с отцом уговорились никогда не убивать павлинов, так как в наших краях они приносят пользу, которая гораздо ценнее ярких перьев. Павлины едят змей, а поскольку мы с отцом часто прятались на деревьях, павлины были как нельзя более кстати — они уничтожали змей, живших на деревьях. Как ни странно, змеи никогда не чуяли павлинов — от этого им приходилось особенно плохо, и мне всегда казалось, что они лишены обоняния. Между прочим, павлины живут в дружбе с тиграми; но об этом я расскажу как-нибудь потом.

А теперь вернемся к павлину, который явился на мой крик. Он уже сидел на дереве прямо у меня над головой. Он тихонько сложил свой пышный хвост. Видимо, успокоился. Я решил слезть на землю и поискать отца, но едва сделал несколько шагов, как вдруг за моей спиной послышалось хлопанье крыльев и яростное шипение. Я поднял голову и в быстро спускавшихся сумерках увидел змею: павлин когтями вцепился в самую середину ее тела, а она, изогнувшись, тянулась к голове павлина, которую он прятал, что было мочи вытягивая свою длинную шею. Мне показалось, что передо мной не одна, а целых две змеи. Змея походила на ощипанного павлина, лишившегося своих красивых перьев, а свирепый павлин — на змею, расцвеченную яркими изумрудами, клюв его шевелился быстро, точно раздвоенный язык пламени. Оба врага высоко поднимали головы. Змея старалась уберечь темя, которое павлин норовил пробить своим сильным клювом. Всякий раз, как павлин пытался клюнуть змею в голову, она уклонялась, и удар приходился мимо; но под натиском птицы голова змеи опускалась все ниже. Змея, в свою очередь, старалась укусить павлина, и тогда птица с внезапным шумом, похожим на треск разрываемого шелка, уворачивалась от нее. Схватка продолжалась, но участь змеи была решена. Павлин наступил на нее всей своей тяжестью, а когти его все глубже и глубже впивались в тело змеи. Теперь, когда павлин наносил удары, змея только увертывалась, почти прекратив сопротивление. Вдруг голова ее нырнула вниз — змея хотела укусить ногу птицы; но прежде чем она успела сделать это, павлин ударил ее клювом прямо в темя, и змея поникла, повиснув на ветке, тело ее несколько раз дернулось и затихло. Победитель принялся за еду, а вдали в это время послышался павлиний крик — это отец звал меня. Я был горд, что этот крик обманул павлина, но не меня. Я сразу понял, что это кричит человек, хотя отец очень искусно подражал голосу птицы.

Но я еще не все рассказал о выслеживании медведей. Кроме осмотра муравейников и пчелиных ульев есть еще один способ. Весной с деревьев «махула» облетают пахнущие медом цветы, и сок их вскоре начинает бродить на солнце. Медведь выходит по вечерам, поедает цветы, пролежавшие на земле весь день, и, опьянев, засыпает где-нибудь под деревом. Утром он встает и уходит. По- этому по утрам мы осматривали землю под деревьями и обычно находили там медвежьи лежбища. Обычно медведь спит так, что на земле не остается заметных следов, но, отяжелев от пьяного сока, обмякнув, он спит как: мертвый и сильно приминает траву. В весеннюю пору, выходя на охоту, мы часто находили под деревьями эти медвежьи лежбища и решали, куда идти. Если мы хотели избежать встречи с медведем, то держались подальше от деревьев «махула».

Медведи бывают двух видов — одни едят мясо, другие нет. У хищного медведя резкий характерный запах, который сразу выдает его присутствие, а у медведя, который питается растительной пищей или муравьями, запах слабый, и рассчитывать на этот запах не приходится, потому что услышать его можно в лучшем случае в четырех шагах. Вместе с тем такой медведь менее опасен и обычно избегает людей. Человечьего мяса медведи не едят, но порой медведь бывает до того разъярен, что может загрызть человека. Когда медведь отведает крови, в нем просыпается свирепость, вообще ему не свойственная. То же можно сказать о некоторых других животных.

Усвоив уроки, преподанные нам самой природой на столь разнообразных примерах, мы с отцом никогда не ели мяса.