Как я уже говорил, создание радиоузла ЦШПД само по себе не могло решить проблему обеспечения устойчивой связи с партизанами на всей территории, оккупированной врагом. Параллельно с образованием республиканских и областных штабов партизанского движения при них формировались отделы связи и радиоузлы. В отличие от нашего они были подвижными, хотя могли работать и стационарно, оснащались армейскими радиостанциями «РАТ», «РАФ», «РСБ», радиоприемниками «Чайка» и «КВ». С одной стороны, это было очень удобно, поскольку указанная аппаратура выпускалась промышленностью. А неудобство заключалось в том, что ее не хватало даже для нужд Красной Армии. Партизанским радиоузлам приходилось восполнять недостающую технику маломощными 20–30-ваттными передатчиками «Джек» и «А-19», а также неклассными малочувствительными приемниками «УС-ЗС», «45-ПК» и другими. Применение их, безусловно, сказывалось на качестве работы, особенно во время плохого прохождения радиоволн.
А если добавить тот факт, что отряды располагали лишь коротковолновыми радиостанциями с маломощными передатчиками и малочувствительными приемниками прямого усиления, то станет ясно, в каких условиях приходилось трудиться радистам партизанских штабов.
Трудности возникали не только из-за недостатка техники, но и из-за малочисленности личного состава. Даже наши скудные штаты не были полностью укомплектованы. И все-таки радиосвязь начала действовать.
В конце августа 1942 года при ЦШПД состоялось совещание командиров наиболее крупных отрядов. В его работе приняли участие видные организаторы и руководители партизанского движения М. И. Дука, И. В. Дымников, Д. В. Емлютин, С. А. Ковпак, А. Н. Сабуров, Г. Ф. Покровский, М. П. Ромашин, А. П. Матвеев, М. Ф. Шмырев, В. И. Козлов, И. А. Гузенко, И. С. Воропай. На совещании были подведены итоги борьбы советского народа на территории, временно захваченной фашистами, намечены ее дальнейшие цели и задачи. Собравшихся в Москве командиров принимали руководители Коммунистической партии и Советского правительства.
Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко поставил передо мной задачу: обеспечить ЦШПД прямой (запасной) связью с каждым участником совещания независимо от того, имели они ее со своими штабами или нет. В принципе вопрос выглядит несложным. Но в те дни решить его было нелегко. У нас не хватало квалифицированных радистов, портативных радиостанций «Север». Тем не менее каждому участнику совещания мы выделили по радисту-шифровальщику и по «Северу», снабдив их соответствующими программами.
Запасная связь вскоре оправдала возлагавшиеся на нее надежды. С. А. Ковпак и А. Н. Сабуров, осуществляя со своими соединениями рейды в глубоком тылу врага, за Днепром, имели возможность непосредственно связываться с ЦШПД, докладывали главнокомандующему партизанским движением К. Е. Ворошилову о ходе выполнения задания ЦК ВКП(б), передавали в Москву ценнейшие разведывательные данные. Штаб в свою очередь оперативно информировал их о сложившейся обстановке на тех или иных участках. Они быстро получали уточняющие распоряжения, дополнительные боевые задания. Д. В. Емлютин, М. И. Дука, М. И Ромашин использовали прямой канал радиосвязи с ЦШПД не только как запасной, но и как основной, даже для поддержания контакта со своим фронтовым штабом.
В начале сентября Государственный Комитет Обороны принял решение о введении должности главнокомандующего партизанским движением. 6 сентября 1942 года главкомом назначили члена Политбюро ЦК ВКП(б) Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова.
— Подготовьте краткий отчет о состоянии связи, — приказал мне уже на следующий день П. К. Пономаренко. — Этим Климент Ефремович наверняка заинтересуется в первую очередь.
И действительно, 7 сентября меня вызвали к маршалу. Когда я вошел в его рабочий кабинет, там уже находился Пономаренко. Я приготовился было представиться по всем правилам воинского этикета, как главнокомандующий совершенно неожиданно для меня произнес:
— А, старый знакомый! Недаром говорится, что гора с горой не сходится… — и крепко пожал мне руку.
Встречался я с Климентом Ефремовичем неоднократно. Эти встречи, всегда чисто служебные, относились к периоду моей работы в Особом техническом бюро по военным изобретениям (Остехбюро), к которому меня в 1925 году прикомандировал Михаил Васильевич Фрунзе; а позднее — к периоду моей службы в Генеральном штабе.