В её глазах

– Именно так. Даже слишком красивая. Я не знала, что она его жена. Она мне не сказала. Просто сидела, пила свой мятный чай и внимательно изучала кафе. Мне тогда стало немного не по себе, было такое чувство, как будто пришли с проверкой из санитарной инспекции. Но это случилось в самом начале, и после этого она больше не приходила. Во всяком случае, сюда.

Все это звучит так невинно, что я просто не представляю, что могло пойти не так. И несмотря ни на что, сердце у меня колотится от облегчения, что у них не было романа. То, что было у нас с Дэвидом, у него случилось впервые. Адель ошибалась, по крайней мере в отношении этой женщины. Я верю Марианне. У нее нет причин меня обманывать.

– И что было потом?

– Он начал понемногу передо мной приоткрываться. Может, он и был психиатром, но когда проработаешь за стойкой с мое, начинаешь смотреть на людей по-своему. Я говорю, что он начал приоткрываться, но на самом деле правильнее было бы сказать, что он стал говорить со мной на философские темы, если вы понимаете, что я имею в виду. Я сказала ему, мне кажется, что он производит впечатление не очень счастливого человека под маской обаяшки, и мы стали говорить о любви. Однажды он спросил, возможно ли любить кого-то настолько сильно, чтобы какое-то время не видеть в человеке вообще никаких недостатков. Я сказала ему, что это и есть любовь в чистом виде. Когда видишь в человеке только хорошее. Сказала, любовь сама по себе сумасшествие: нужно было быть совсем ненормальной, чтобы прожить с моим Джоном столько, сколько я с ним прожила.

– По-моему, вам самой надо было стать психиатром, – говорю я.

Мы явно начинаем проникаться друг к другу симпатией. Группа поддержки из двух человек.

– После этого он стал приходить сюда за полчаса до открытия, и я готовила нам завтрак на двоих. Я все время пыталась найти способ разговорить его, и однажды он признался, что очень давно совершил нечто плохое. Тогда он считал, что защищает любимую женщину, но с тех пор это всегда стояло между ними, а потом, некоторое время спустя, он начал подозревать, что с ней что-то очень не так. Она оказалась совсем не такой, какой он ее считал. Он хотел уйти, но она стала шантажировать его тем, что он сделал. Чтобы удержать. Сказала, что, если он уйдет, она уничтожит его.

Она смотрит в окно, а не на меня, и я понимаю, что она сейчас находится в прошлом, в тех событиях, которые из-за меня вынуждена переживать заново.

– Я сказала ему: тайное всегда становится явным и он должен иметь мужество признаться в сделанном, что бы это ни было. Он сказал, что много об этом думал. Что он не мог думать ни о чем другом. Но его волновало, что, если он признается и его посадят в тюрьму, не останется никого, кто мог бы помешать ей причинять зло другим людям.

Сердце у меня начинает колотиться еще быстрее, кружка с горячим чаем обжигает ладони, но я практически этого не чувствую.

– А он никогда не говорил вам, что именно он совершил?

Роб. Это имеет какое-то отношение к Робу. Я знаю это.

Марианна качает головой:

– Нет, но у меня было такое чувство, что это было что-то серьезное. Может быть, он в конце концов рассказал бы, но тут ко мне заявилась она.

– Адель?

Услышав это имя, Марианна кривит губы, но все же кивает:

– Она явилась ко мне домой. Наверное, незаметно проследила, где я живу. Сказала, чтобы я не лезла в ее семейную жизнь. Что Дэвида мне не видать как своих ушей, потому что он принадлежит ей. Я была ошарашена и попыталась объяснить ей, что между нами никогда ничего не было и что после того, как мой собственный муж изменил мне, я никогда не поступила бы так с другой женщиной, но она не слушала. Она была в ярости. И это еще мягко сказано.

«Я никогда не поступила бы так с другой женщиной». Марианна куда более порядочный человек, чем я. Настает мой черед отводить глаза, хотя я по-прежнему внимательно слушаю, ловя каждое ее слово, чтобы обдумать позже.

– Она потребовала от меня прекратить наши с ним разговоры, – продолжает между тем та, не замечая терзающих меня мук совести. – Прекратить давать ему советы, если не хочу потом жалеть. Она заявила, что он никуда от нее не уйдет, что он ее любит и что их прошлое касается только их двоих, и никого больше. – Она умолкает, чтобы сделать глоток чаю. – Это было ужасно. Я готова была под землю провалиться от стыда, хотя не сделала ничего предосудительного. Я сказала ей, что мы с Дэвидом просто друзья, и ничего более. Она заявила, что я мерзкая старуха, у которой нет никого, кроме кота, и что ни один мужчина никогда на меня не посмотрит. Это было настолько ребяческое оскорбление, что я в буквальном смысле рассмеялась ей в лицо. Видимо, я была в шоке, и тем не менее я рассмеялась. Очевидно, зря я это сделала.

– Вы сказали об этом Дэвиду?

– Нет. На самом деле я, если честно, очень удивилась, когда на следующее утро он снова появился в кафе. Я решила, что это он рассказал ей о наших разговорах, потому что как еще она могла о них узнать?