В Эрмитаж!

— Да ладно вам! Смотрите: это ж проще пареной репы. Идем на вокзал, садимся в запломбированный военный поезд. А потом через Карелию, знаете, через ту прекрасную страну, которую у нас отняли, — но мы ее не увидим, окна ведь запечатаны, а проснемся уже в городе писателей.

— В городе писателей?

— В Петербурге. В городе, где родились все писатели.

— Не так уж все просто, Пентти, — осадил его мой издатель. — Нужны документы.

— А, вся эта бюрократия, чертовы бумаженции — наплевать на них, да и все тут! Верно? — кипятился переводчик и заглядывал мне в глаза.

— Но без визы его просто не впустят в Россию. Ты что, хочешь, чтобы его посадили в тюрьму?

— Я провезу его в Россию. Просто надо дать пограничникам ветчины или другой какой еды. Они там голодают месяцами. Знаете, в России никто не уважает законы. Все продается и все покупается. — И переводчик ласково похлопал меня по плечу огромной ручищей. — Не слушайте вы эту ерунду про визы. Я знаю Россию, там все делается с черного хода и через задницу. Я постоянно езжу в Россию.

— И когда вы были там последний раз?

— Пять лет назад, — ответил переводчик, наполняя наши стаканы. — А может быть, и десять.

— Не пори чепуху, — посоветовал ему издатель.

— Короче, ты меня знаешь, я твой друг. — Тут переводчик крепко сжал меня в объятиях, — Я когда-нибудь делал глупости? Мне просто не нужно это дерьмо, вот и все. Все эти бумажки, границы… Мир — это лес. Куда хочешь, туда и идешь. Мы писатели. И мир принадлежит нам — верно?

— Верно, мир принадлежит нам, — вроде бы согласился я.

— Вот видишь, наш писатель хочет ехать! — обрадовался переводчик. — Он хочет ехать!

— Он просто вежлив, как все англичане, — возразил издатель.

— Знаешь, а он мне нравится. И я горжусь, что буду его переводить, даже если книжка у него дерьмовая. Если без документов никак — достань ему документы, и вся недолга.

— У него тут турне, все уже расписано.

— Ладно. Возвращайся из турне, дружище, и тогда мы сядем в запломбированный вагон и покатим в Россию, хорошо?

— И приедем на Финляндский вокзал?

— На Финляндский вокзал. Вот здорово будет, старина. Этого ты вовек не забудешь. Это будет самое сильное впечатление в твоей жизни…

— Ну конечно, Пентти, — кивнул издатель.

— Разумеется, — подтвердил я.

Ночью по всей Балтике валил снег, и к утру мир успел перемениться. Проснувшись в своей красной кровати с тонким матрацем, я обнаружил, что спальня залита странным белым светом. Горничная, опять открывшая дверь своим ключом, принесла кофе и раздвинула шторы — и моему взору предстала засыпанная снегом площадь. А снегопад продолжался, и снежинки плясали за окном. Внезапно я вспомнил, что как раз сегодня должно по-настоящему начаться мое десятидневное турне по городкам Финляндии. А за кофе я еще кое о чем вспомнил. А именно о том, как в жаркой литературной атмосфере кафе «Космос» согласился сразу по окончании этого турне отправиться в запечатанном вагоне в Ленинград. Тут же в голову полезли всякие досадные мелочи: студенты вернутся с каникул, им надо читать лекции, а дома ждут жена и маленький ребенок. Но писатели есть писатели; и весь мир принадлежит нам. Я упаковал свои вещи и прошествовал к хисси. Затем я сдал номер, сел в кресло и стал ждать своих друзей-издателей, которые должны были проводить меня на вокзал.

Но мир и в самом деле изменился за эту ночь. Снег все падал и падал по всей Финляндии. Потрескавшийся лед на тротуарах покрылся густым белоснежным пухом. От снега светлее казались автомобили и шире улица, по которой вприпрыжку бежали финны в длинных шубах, шапках и сапогах. За окнами кружили снежные хлопья размером с клочки ваты, закутывая в снежную шубу гостиничного швейцара и делая невидимыми дома на противоположной стороне. Но вот двери распахнулись, и в зал с воем ворвался ледяной снежный вихрь. Мой издатель приехал на машине, проскользнув по канавкам, прорытым между сугробами. На улице в лицо мне ударил колючий ветер — брови тут же заиндевели, а лицо превратилось в маску. Мой плащ совсем не защищал от холода, поэтому издатель заботливо доставил меня в большой универмаг «Стокманн», чтобы купить все необходимое для путешествия. Там продавались зимние вещи — сапоги и лыжи, парки и санки. На деревянных распорках висели теплые шапки всех сортов: котиковые и бобровые, норковые и лисьи, шерстяные и синтетические. Огромная ушанка сразу закрыла мои уши и лоб. Затем я получил большие шерстяные варежки и синие сапоги-«луноходы».

— Чудесно! — прокомментировал издатель. — И очень идет к вашему нарядному английскому блейзеру.