В Эрмитаж!

Появляется откуда-то придворная дама в неглиже, в руках у нее ведро с помоями. Это же княгиня Дашкова! Они уже виделись раньше, правда, в совсем иной обстановке, когда княгиня приезжала в Париж. Но какая приятная встреча! Они обнимаются. Дашкова отдает зловонное ведро гренадеру, бесцеремонно прогоняет пажа. И затем ведет Философа в царское святилище, в уединенную гостиную. В дверях суетятся придворные, гвардейцы, лакеи, советники, совсем юные пажи. Генералы и карлики, горничные в чепцах, фавориты императрицы — все суетятся, носятся туда-сюда. На дальней стене — грандиозное полотно: матушка-царица собственной персоной, в мужском обмундировании, сидит верхом на любимом красавце Бриллианте, с которого Фальконе ваял коня Петра Великого.

А под портретом восседает и оригинал. Крупная, в дневном платье посеребренного шелка с открытой шеей; драгоценная брошь, через плечо — широкая орденская лента. Две большеглазые английские борзые спокойно возлежат чуть позади на широкой, похожей на трон, кушетке. На столике орехи и конфеты; в углу бурлит самовар. Екатерина с улыбкой смотрит на него. Лицо простое, без румян. Дидро останавливается, низко кланяется — низко, насколько позволяют шестьдесят прожитых лет. Императрица протягивает руку, он припадает к ней в почтительном поцелуе.

Итак, встреча состоялась. И будет повторяться день за днем, неделя за неделей — так написано в небесной Книге Судеб.

День первый

ОН стоит, на нем черный костюм философа. ОНА сидит. ОН наклоняется, целует ее руку.

ОН: Ваше Светлейшее Императорское Величество…

ОНА смотрит на него с раздражением.

ОНА: Ради всех святых, дорогой Философ! Разве вы не поняли, что находитесь в моих личных покоях? Или вы не способны прочитать надписи на стенах? Неужели никто из моих камергеров не объяснил, что здесь все равны: входя сюда, вы прощаетесь с вашей шляпой, статусом, лестью и шпагой…

ОН: Я никогда не носил шпаги, Ваше Императорское Величество. Разве что зонтик.

ОНА: Что ж, распрощайтесь с зонтиком или что там у вас. Главное — оставьте занудливые титулы и лесть.

ОН: Прошу прошения, Ваше Величество. Я француз и практически не покидаю Париж. Боюсь, мне хорошо известны лишь манеры Версаля.

ОНА: О, вы там бываете?

ОН: Очень редко, Ваше Величество. Чтобы не сказать — никогда. Возможно, вам известно, что философы не в чести у нынешнего французского монарха… Мы поклоняемся разным богам.

ОНА: Мне известно, что он наложил запрет на ваши книги, что он высылает из страны талантливых людей. Вот почему я пригласила вас к своему двору.

ОН: Не передать словами, как я ценю эту честь.

ОНА: Почему же в таком случае мне пришлось ждать вас целых десять лет?

ОН: Работа, Ваше Величество. Я очень много размышлял.

ОНА: А ваша возлюбленная? Вы все не могли с ней расстаться… Как она поживает?

ОН: Настолько хорошо, насколько возможно в мое отсутствие.

ОНА: Ладно, надеюсь, вы привыкнете к нашим обычаям. Если не ошибаюсь, вы хотели поселиться вместе с мсье Фальконе? Не забудьте напомнить ему, что слово монарха — закон для художника. У вашего друга трудный характер. Он отнимает слишком много времени, тратит слишком много денег, игнорирует императорские приказы.

ОН: Боюсь, дело в том, что мой друг — француз, Ваше Величество.

ОНА: Это его не извиняет.

ОН: Кроме того, у искусства свои законы. Но уверяю вас, как только Всадник сбросит покровы, вы онемеете от изумления. У вас перехватит дыхание, вы унесетесь в небеса. Это шедевр. Я ручаюсь…

ОНА: Правда? Откуда такая уверенность?

ОН: В любом случае не он меня подослал. Я гость князя Алексея Нарышкина, столь любезно доставившего меня из Голландии прямо в свой дворец на Исаакиевской площади (последние слова наш герой произносит по-русски).

ОНА: О, вы говорите по-русски?

ОН: Говорю, Ваше Величество. Только что я исчерпал свой словарный запас.

ОНА: Дворец Нарышкина мне хорошо знаком.

ОН: Больше всего мне нравятся потолки.

ОНА смотрит на него с подозрением.

ОНА: Гм, наверное… И великолепный вид из окон. Надеюсь, за время вашего пребывания он станет еще лучше.

ОН: Моего пребывания? Вы полагаете, оно будет столь продолжительно?

ОНА: Я рассчитываю на это. Что с вами, мсье Философ? К чему эти странные телодвижения?

ОН: Пустяки, Ваше Величество, небольшая неприятность. Дело в том, что в обычном состоянии лично мне хорошо думается налету, как птичке. Но за несколько месяцев путешествия…

ОНА: Вы сами растянули его.

ОН: Много недель я ехал в подпрыгивающей на ухабах карете. И теперь мои спина и ягодицы в таком состоянии, что мне, право, трудно сосредоточиться.

ПРИДВОРНЫЕ хихикают.

ОНА: Если я правильно поняла, у вас болит зад? Может, вы страдаете геморроем?

ОН (поспешно):Нет, Ваше Величество. Геморроем я не страдаю.

ОНА: Но ради бога, зачем вы завели этот разговор?