В этих гнилых стенах

Девушка завороженно застыла, подняв на меня красные от слез глаза, и изумленно прошептала:

– Это ужасно…

Я поцеловал ее в макушку, прижав к себе.

– Нет, я уже не так сильно переживаю. А вот завтрак сгорел, это да… – спокойно ответил я.

Лукавил, конечно… Я очень сильно переживал. Истинные намерения отца и причина его казни стали известны мне совсем недавно, и периодически я хотел спрятаться куда‐нибудь и реветь, пока не помру от тоски по любящим родителям. Но вместо этого мозг, включая защитную реакцию, чтобы обезопасить себя от тяжелых мыслей, толкал тело заняться хоть чем‐то, влезть хоть куда, лишь бы не думать об этом. Кажется, я даже не боялся, а иногда и сам искал смерти. Чтобы вляпаться во что‐нибудь, погибнуть за самое что ни на есть правое дело, да еще и улыбаться при этом – мужественно так и по-геройски. Чтобы Ришель ревела. Ревела и сожалела о том, что так обошлась со мной.

В такие моменты я ловил себя на мысли, что снова позволяю своим пламенным мечтам натянуть на глаза розовые очки романтики. Словно обиженный ребенок, у которого мама отняла конфетку, чтоб заставить съесть сперва целую тарелку супа.

Я вдохнул аромат волос Киры. Девушка была на целую голову ниже меня, ее макушка едва касалась подбородка. Мне нравился этот запах, нравилось вот так обнимать ее, желая укрыть от всех невзгод, нравилось, когда она мягко опускала ладони на мои плечи и утыкалась лицом в мою грудь… Ммм, этот сладкий и манящий запах карамели…

Как же здорово, что теперь у меня есть Кира…

– Черт! – воскликнула она и бросилась к плите.

* * *

– А если тебе руку отрезать, она отрастет?

– Дома проверим, – усмехнулся я, на что спутница обиженно надула щеки.

– Дюк!

– А что ты глупости спрашиваешь? – еще громче рассмеялся я.

– А суперсилы есть?

– Конечно! И выглядит это так: «Все всегда идет не по плану, но госпожа Фортуна на моей стороне».

– Это не суперсила!

– Чудачка… Моя чудачка.

– Блин. А можешь представить себе мир чудаков? Где чудачество казалось бы нормой. До чего же, наверное, весело в нем было бы…

Я нерешительно опустил руку на ее макушку и слегка взъерошил волосы. Прическа Киры обычно была незатейлива и проста: либо собранный и перетянутый резинкой хвост, либо наспех заплетенная косичка, позволяющая забросить ее за плечо. Но в те довольно редкие моменты, когда ее распущенные волосы красиво ниспадали на плечи и спину волнами, трогать их не разрешалось никому.

А именно в такие моменты прикасаться к волосам Киры было особенно приятно. Мягкий шелк ее локонов ласково стелился по руке, будто бархатный лоскуток ткани, а сама она мило улыбалась, обнажая белоснежные остренькие зубки. На щечках ее в такие минуты появлялся стыдливый румянец.

Мы сидели на одной из лавочек у длинного многоэтажного дома, в котором жила Аня. Выбрали самую укромную, в тени двух хвастливо раскинувшихся во все стороны ветвями ухоженных лип, и просто ждали, пока мимо пройдет девушка, хотя бы отдаленно похожая на фото, присланное Николь.

– Я думаю, мы должны жить где‐то тут. Чтобы все было справедливо.

– В смысле? – Я оторвал взгляд от светловолосой худой девушки, весьма похожей на ту, что смотрела на меня с фотографии. Рядом брел невзрачный парнишка. Он ничем не выделялся из толпы – таких тысячами видишь каждый день и словно не видишь вовсе, – и я не обратил тогда на него внимания.

– Это же она? Она, да? Она! – затараторила Кира, уже забыв о глупости, которую выпалила несколько секунд назад. – Кажется, у нее все хорошо.

Девушка действительно выглядела уверенной и беспечной. Ее лицо сияло радостью, она, иногда взмахивая от избытка чувств руками, что‐то увлеченно рассказывала своему спутнику, с лица которого не сползала глупая улыбка.

– Дюк, ну, счастлива же. Может, и мы… – Она вдруг замолчала, и щеки ее заметно покраснели. – Ты так и не ответил: можем ли мы быть вместе? Я тоже хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы мы были одной семьей…

Я взглянул на подругу, улыбнулся и прижал ее к себе.

Мы не всегда осознаем, что движет нами, когда выбираем свое будущее: семью, карьеру… спасение, в конце концов.

* * *

Я отпустил. Отпустил все, вместе и сразу: злость на царящую вокруг несправедливость, обиду Рише, даже страх быть пойманным и убитым. Кира оказалась для меня настоящим лекарством, поводом жить так, как живут обычные люди. Но именно за мою необычность она меня любила. Она видела во мне героя. И вот именно сейчас, когда я решил избегать приключений и драк, в моем доме разразилась настоящая война. Этого бы не случилось, будь у Мити язык покороче.

Узнав о том, что парень, подражавший мне, попал в реанимацию, Ришель, конечно, была уверена, что я тут же ломанусь мстить за него, чувствуя свою вину и забыв клятву, которую дал ей. Скорее всего, она и в гости‐то зашла для того, чтобы в этом убедиться. Каково же было ее удивление и, готов поклясться, разочарование, когда она увидела меня дома в компании Киры!

– Ты… э-э-э… дом… Она? – удивленно произнесла Рише, стоило мне открыть дверь. Я отодвинулся и сделал приглашающий жест. Пройдя мимо, она сняла ботинки и продефилировала на кухню.