В этих гнилых стенах

Ришель уже не было дома, и мне стоило поторопиться, если я собирался вернуться к ее приходу. За помощью я решил обратился к Наташе и к Паше. Как я и думал, Паша заботился о Кире все то время, которое она находилась в больнице. Ната же помогла нарядить меня по моде пятого сектора, спрятав бинты под черным париком.

Дорога до ее палаты казалась чертовски долгой. Как я почему‐то и думал, Кира сидела на кровати в белоснежной комнате, обхватив руками колени. Черная пижама создавала резкий контраст с обстановкой, делая ее похожей на сгусток космической пустоты. Без сомнения, на нее, как и на Рише, моя смерть повлияла просто ужасно. Я смотрел на нее через большое, как в витрине супермаркета, окно, не решаясь войти, и едва узнавал в этой исхудавшей бледной девушке свою веселую и милую возлюбленную.

Автоматическая дверь предательски громко открылась, звук неприятно ударил по ушам, и Кира резко обернулась. От удивления она выронила свой телефон, не обратив на это никакого внимания. Выражение ее опухшего от слез лица говорило о том, что она увидела призрака, не иначе. Сколько ты ревела, чудо мое? Она застыла, но стоило мне подойти к ней ближе, и ее ступор тут же прошел.

– Нет… Нет… Этого не можешь быть ты! Ты же умер! Ты бы не бросил меня! – крик ее был такой тихий, хриплый. Так звучит голос, когда его срывают певцы. Но Кира сорвала его в громких истериках, не иначе.

Она вцепилась в меня ногтями, словно проверяя, правда ли я живой. Руки Киры были в синяках и следах от укусов. Это она сделала? Она сама себя покалечила? Девушка не смогла сдержать слез, хотя скорее не плакала, а просто кричала. Она прильнула ко мне, чуть успокоившись, и завыла вновь с такой тоской, что душа моя стала рваться на части. Потом опустила голову мне на плечо и неожиданно укусила, да так больно, что я не смог сдержать крика.

– Кира, мне больно!

– Это мне больно, Дюк, мне!

– Дюк, тебе пора уходить! Я вызываю врача! – Паша вбежал в палату, схватив Киру и нажав кнопку экстренной помощи.

– Нет! Нет! Нет! – еще жалостливей заскулила она.

– Я вернусь, милая… – прошептал я, а сам не мог сдержать слез от увиденного, когда она изо всех сил пыталась удержать меня за руку, оставляя на ней следы своих ногтей.

Как же неуместно сияло на улице солнце, заставляя восставшего из мертвых меня испытывать невероятное головокружение, и как же красиво тянулись к нему цветы в саду. Кира, а ты гуляешь по этим тропам с Пашей? Ты видела эти цветы? «Цветы должны расти в саду», – повторяла она каждый раз, когда я приносил ей букет.

– Ты ведь не вернешься, да? – с тоской спросил меня Паша, провожая к воротам больничного городка. Вопрос не требовал ответа. Он уже рассказал мне о курсе амнеозина. Препарата, стирающего болезненные воспоминания. – Если твое решение окончательное, знай, в следующий раз она тебя не вспомнит.

– Пригляди за ней. Прошу тебя.

Парень только молча кивнул.

Возможно, я никогда не любил ее по-настоящему, поэтому так быстро сдался. От ее касаний меня не бросало в дрожь, минуты ожидания не были чем‐то необычным, и относился‐то я к ней как к чему‐то должному… но одно я знал точно: если бы кто‐нибудь спросил меня, что было самым светлым в моей жизни, я бы без промедления ответил: ее улыбка. Я не любил ее… Отчего же мне было так больно?

* * *

Войдя в квартиру, я прижался спиной к стене и просто сполз по ней на пол – а мне казалось, что я падаю в бездну. Пустота наполнила меня с головы до ног, заняла каждую мою клеточку. Поэтому, когда Ришель вернулась домой, я был уже на самом дне.

– Ты ходил к ней, да?

Я молчал, прикусив губу, содрав почти зажившую царапину. Вновь выступила кровь, неприятный вкус железа напоминал мне, что я все еще жив.

– Дюк, я ведь просила тебя…

Глава 15

Спустя еще пару недель я полностью осознал, что вновь вернулся на тот круг ада, где спасением была только Ришель. И сейчас, когда она из сострадания позволяла мне быть рядом, я продолжал уперто искать успокоения, но искал его совсем не в том. Когда она уснула, я побрел к Айзеку. Я знал, в чем будет мое спасение! Этот парень, лишивший меня всего, должен взглянуть мне в глаза!

– Дюк? – Айзек открыл дверь, протер глаза и надел очки. – Дюк, ты жив! Слава богам! – восторженно вскрикнул он. – Дюк… Черт, Дюк! – Было видно, что парень ошарашен, хотя и меньше, чем я ожидал. С другой стороны, уж он‐то точно не сомневался, что я вернусь. Наконец он опомнился и отворил дверь пошире, приглашая меня внутрь.

– Только тише, Марго спит. Если увидит тебя – не уснет до утра. Хорошо, если только до этого утра…

Смешно было это слышать, ведь кричал как раз он. Красотка Марго крепко обнимала подушку, пока, судя по включенному монитору, Айзек работал. Забавно осознавать то, что, когда ты умираешь, у других людей, даже у тех, кому ты был безгранично дорог, жизнь все равно рано или поздно налаживается и идет своим чередом.

– Мне так жаль, Дюк…

– Я по делу, – перебил я друга.