В этих гнилых стенах

Замена труб и крана не составила для меня никакого труда, хотя белую футболку от гнили и ржавчины теперь было не отстирать.

– Ты молодец. Она будет очень рада. Давай перекусим, скоро будить этих чертят на прогулку. – Тонкие руки Ришель лежали на моих плечах, пока она шептала это мне на ухо.

* * *

Одев малышей потеплее, мы отправились на прогулку. Погода по-прежнему оставляла желать лучшего: даже несмотря на купол над головой, было пасмурно и сыро. А уж что творилось снаружи… Кусок неба над головой был буквально черным, то и дело сверкали зарницы.

Я с тоской смотрел на старые, ржавые прутья, торчащие из земли, на пластмассовые и стеклянные осколки чего‐то непонятного. Детская площадка выглядела как после прямого попадания бомбы: все карусели заляпаны грязью, среди них ни одной целой – из каждой то тут, то там торчали оторванные обломки частей и рукояток. Разбросанные повсюду алюминиевые банки и прочий мусор наглядно свидетельствовали о том, что дворников здесь не было и в помине.

– Следи за ними, пожалуйста. А мы пока в магазин скатаем. Только внимательно, Дюк. Макс любит с разбегу прыгать с горки, – предупредила подруга, поправляя малыша в коляске.

– Ну, если любит, чего мешать? – усмехнулся я, разглядывая высокую ржавую горку с дырой у самого спуска.

– Это одноразовое развлечение. Он еще ни разу не прыгнул.

– Я понял, – улыбнулся я, закидывая стеклянную бутылку от самогона в мусорку. Алкоголь не стеснялись распивать на детских площадках только в первом и втором куполе. Ведь официально его почти не существовало.

Я скручивал здоровой рукой торчащие прутья, а Мари восхищенно бегала за мной. Вторая рука, где всего пару недель назад красовался открытый перелом, невероятно ныла и чесалась. Эти травмы заживали дольше обычного. И немудрено. Я же умер.

– Макс, стой! – крикнула Ришель, оставив коляску на тротуаре и бросившись к горке. Я оказался быстрее и поймал мальца всего в паре сантиметров от небольшой, но довольно острой арматурины. Поймал неудачно, так как привычное движение совершил больной рукой. Резкое напряжение мышц привело к тому, что на грязном бинте показался быстрорастущий узор свежей крови.

Ришель рухнула на колени и после удачного завершения полета закрыла лицо ладонями:

– Я же просила…

– Макс, иди, обними тетю Рише и пообещай, что больше не будешь так прыгать. – Я подтолкнул мальчишку к ней, и Ришель обняла белобрысого озорника.

Дома она усадила старших смотреть мультфильмы, а младший, проспав всю прогулку, вдруг раскапризничался. И вот, когда я смотрел, как Ришель аккуратно укладывает его в люльку, негромко напевая что‐то, меня больно кольнула мысль о том, что из нее вышла бы отличная мать.

– Малая…

Она обернулась и приподняла левую бровь в удивлении.

– Как ты думаешь, если бы я тогда не нарушил твой ультиматум и не нагрубил, мы были бы хорошей парой?

Мы встречались. Мне до сих пор стыдно об этом кому‐то говорить, но наши отношения продлились неделю и оборвались, так толком и не начавшись. Она поставила ультиматум: не влезать в драки! И, черт побери, я его нарушил! Еще и ляпнув чушь! Ляпнув, что она мне никто! Но я же не это хотел тогда сказать…

– Нет, – коротко ответила она.

– Почему? – обиделся я. – Я настолько плох?

– Просто ужасен. Это билет в никуда, Дюк.

– Можно мне один билет в никуда? – по-дурацки улыбнулся я, ни на что не рассчитывая. Подруга вновь удивленно посмотрела на меня.

– Закончились.

Пытаться шутить на эту тему смысла больше не было. Она устало посмотрела на меня, доставая аптечку из шкафа.

– И как ты каждый раз одна справляешься? – спросил я, пытаясь отвлечь ее.

– С ними легче, чем с тобой. Хотя Макс, конечно, пытается повторить твои подвиги.

Она небрежно срезала бинт. Несколько швов разошлись, но для подруги это были пустяки. Она столько раз меня латала, что давно могла стать самым высококвалифицированным хирургом. Я лишь на миг прикрыл глаза и, снова открыв их, начал рассматривать знакомые черты ее лица. Длинные ресницы, острый носик, шелковые винные волосы. Протянул руку, аккуратно заправляя ей волосы за ухо. Она замерла и прикрыла глаза, затем отстранилась.

– Ты бы тоже хотела детей?

– Не в этом мире, Дюк. Не в этих стенах. Точно не от тебя.

Я резко сжался от боли, пока она снимала швы, и могу поклясться, она сделала мне больно специально! Я был уверен, в голове у нее сейчас была только одна фраза: «Так тебе и надо».

– А обезболивающее? – Я снова дернулся.

– Не заслужил, – буркнула она. На что я показал ей язык, в ответ и подруга высунула свой острый язычок, сощурив глазки. Затем она стала невероятно сосредоточенно рассматривать рану, швы и пенящийся на них обеззараживающий препарат.

– Ты когда‐нибудь боялась умереть? – решился спросить я, прокручивая в голове последние события.

– Конечно. Всегда боялась.

– Есть какая‐то причина?

– Ты, – не раздумывая ответила она.

– В каком смысле? – Я был приятно удивлен, но громко рассмеялся после ее ответа:

– Мне будет очень стыдно, если ты, с таким отношением к жизни, меня переживешь.