В этих гнилых стенах

– Ты убила человека? – Я поднял глаза на Наташу. Предположить, что она и была той самой девушкой, которую бы Айзек узнал, если бы увидел снова, было легче, чем поверить в это. Взгляд ее тут же стал не таким уверенным, и она виновато отвела его в сторону, после чего сделала вид, будто усиленно высматривает что‐то в окне. Молчание было слишком красноречивым, и, повернувшись, по нашим лицам она поняла, что из всех нас посвящен в их криминальное прошлое только я.

– Что? – испуганно спросила Ришель, но никто ей не ответил.

После недолгой паузы я начал соображать:

– Погоди, но те террористы были расстреляны на площади. Разве нет? – Я напряг память, пытаясь вспомнить то, что отчаянно хотел забыть. От этого немного закружилась перебинтованная голова.

– Только подрывники… – прошептала активистка.

– А сколько всего?.. – Дрожь скользнула по телу.

Расстрел был публичным, как сейчас помню: он транслировался по всем каналам. В одном белье участников сопротивления вывели на площадь перед зданием правительства и выстроили в ряд. После громкой речи Первой Леди «террористов», большинство из которых было не сильно старше меня самого на тот момент, хладнокровно расстреляли, одного за другим. Ребята из первого хотели всего лишь равных условий для всех, а получили пулю в лоб. Я не был согласен с методами, которыми они пытались достичь своей цели, но мне, безусловно, было их жаль. Бомба, как выяснилось еще до казни, была муляжом. Они хотели только напугать Миру. Но Первую Леди это не волновало. Как истинно властная, строгая женщина, она не упускала возможности продемонстрировать свою власть и беспощадность.

– Организация существует более пяти лет. Я состою в ней последние два года. Знакома в основном с участниками сопротивления из пятого купола. Многие из второго уходят на службу в пятый. Как Митя. У коренных из пятого всегда есть свои причины. Как бы Мира ни была уверена в своей правоте, многие не согласны с ее решениями. Она нажила огромное количество врагов своими абсурдными идеями. Я бы не стала никого винить в предатель… – гостья не договорила, я перебил ее:

– Митя тебе только как солдат нужен?

Как я ни старался сказать это деловым тоном, прозвучало все же грубо.

– Нет! – тут же с визгом возмутилась она.

– Брось, Ната. – Я посмотрел на нее так, что она поняла: я ей не верю.

В ответ девушка вздернула подбородок и нахмурила брови, от злости прикусив губу.

– Можешь не верить. – Она отвернулась, ища поддержку у Ришель, но та молчала. Можно ли это назвать предательством? И если да, то что именно? Молчание Ришель или то, что я не поднял флаг войны, воодушевленный их идеями, а начал дотошно выпытывать подробности?

– Моя тетя тоже в этом замешана?

– Ну… она одна из первых активистов. Отлично разбирается в людях, знает, к кому какой подход нужен и как привлечь на свою сторону даже самых сомневающихся.

Я молча переваривал происходящее, все еще надеясь проснуться от этого кошмара. Голова гудела от наплыва информации. Глухой голос Наты звучал так, будто доносился из-за стены:

– Ты даже не представляешь, какие дела творятся в стенах правительственных зданий. Не знаешь, как многим, кто видел, что происходит здесь, все это осточертело. У нас много союзников даже среди жителей «зажравшегося», как ты говоришь, пятого сектора.

– Ну конечно. Они ж не вкалывают по восемнадцать часов в сутки, пытаясь заработать кусок хлеба, не возделывают поля, не разводят скот… Чем им еще заниматься‐то?

Она на миг налилась яростью, готовая взорваться, но выдохнула, справляясь с собой, и продолжила:

– Из их семей пропадают люди, и никто их не ищет. Против хороших людей, не согласных с Мирой, фабрикуют дела. Многих детей знатных деятелей спускают до уборщиков, а то и вовсе до первого и второго купола.

– Какая жалость, – с сарказмом произнес я, приподняв левую бровь. – В первый и второй ссылают, ай-яй-яй. А вы чего? – Я поднял глаза на мнущуюся у двери Марго.

Интересно, а что она здесь делает? Революция, скорее, дело Ришель. Она настоящий воин, но сейчас стоит молча, словно абстрагируясь от всего. На минуту, всего на минуту я подумал, что, может, она сейчас находится в прицеле снайпера? Ровно до момента, когда она решится высказаться… и не успеет, ведь пуля быстрее человеческих слов. Не думаю, что кто‐то успевал закончить монолог, если этого не хотел сам убийца.

Ришель переводила взгляд с одного на другого, будто наблюдая. Я не сомневался, что она знает гораздо больше того, о чем сейчас рассказывали. Или, во всяком случае, догадывается. А вот Марк был абсолютно уверен. Уверен в каждом слове Наташи, в каждом ее вздохе и дышал этой революцией вместе с ней.

– Мне надо подумать, – медленно проговорил я.

– Чего тут думать‐то? – возмутился Марк, чуть подавшись вперед. – Уж тебе‐то чего бояться? Даже если подстрелят – не умрешь же!

– Ох, да заткнись… – начал я, затем, вспомнив умственные характеристики товарища, махнул на него рукой. Что его невероятно взбесило.

– Ты размазня, Дюк! Где тот Белый Дьявол, чье имя заставляло трястись всех от страха?! Где он?!