В финале Джон умрет

Я включил радио, надеясь как–то очистить голову от мрачных мыслей, надеясь, что влажный ночной ветер пригонит какую–нибудь редкую волну, по которой не передают музыку «кантри». Я прочесывал эфир, но везде шипели только помехи, помехи и помехи. Внезапно раздался звук, который, похоже, издавал человек с раздавленным горлом. Я вздрогнул, но секунду спустя понял, что это просто Фред Дерст и группа «Limp Bizkit* — любимая команда Хреновой Тучи. Те самые ребята, которые скармливают стандартные рэп–фразы козлу и читают его какашки в микрофон под «металлические» рифы.

По радио играла песня «Катись» — по крайней мере судя по припеву, который Фред повторял десятки раз. Отлично. Катись, катись, катись…

Нужно сказать правду. Просто сказать правду. Я отключился, а потом нашел мертвую девочку. Никаких уловок, не нужно прятать тело, ничего такого. Нужно просто отвечать за свои действия.

Ага, точно. Прилетит Папа и скажет, чтобы ты не говорил ни слова, поднимет шум, сообщит всем о том, что у тебя психическое заболевание, будет произносить высокие слова. И ты уйдешь от наказания, потому что у Папы чертовски хорошо получается отмазывать людей. Так что ты попадешь не в тюрьму, а в психиатрическую больницу, где пахнет аммиаком и протухшей едой, туда, где люди бормочут про себя и размазывают фекалии по стенам. Все будет нормально. Ведь это же сработало после того случая с Хичкоком. Нет, не думай об этом. Катись, катись, катись…

Из темноты за моей спиной появилась очень холодная, очень костлявая рука, и заткнула мне рот.

Рука напряглась, потянула голову назад.

Я ждал, что к горлу мне приставят лезвие ножа.

Вместо этого что–то длинное, холодное и влажное скользнуло по шее и забралось под одежду.

Я крутанул руль и схватился за рубашку. Машина завиляла по снегу, подпрыгнула на тротуаре, уничтожила аппарат для продажи газет; металл и стекло загрохотали. Передние шины пробились сквозь сугроб, приземлились на мостовую, забуксовали, схватили дорогу, снова забуксовали.

Существо проползло по ключице и дальше вниз. По ощущениям оно походило на слизня, но гораздо длиннее. Его хвост скользнул по моей груди и поднялся к ключице. Я ощутил прохладный, дергающийся, зудящий вес на коже.

Честное слово, я взвизгнул — и, проскочив перекресток на мигающий желтый сигнал, затопал ногами по полу, пока не нашел педаль тормоза. Машина перешла в занос и развернулась на сто восемьдесят градусов.

— Нет–нет, езжай, — сказал тихий голос. — Если поедешь дальше, она тебя не укусит.

А, насрать. Насрать на это, как это делает сраный капитан тайской команды по сранью, которая срет в ходе «Тур де срань». Я ударил по тормозам и повернул руль. Машина заскользила по снегу, остановилась и…

Я снова завопил: грудь пронзила страшная, запредельная боль. Показалось, что из моих костей выросли бритвенные лезвия. Я снова взвыл и схватил монстра, сидящего на груди, но тут появилась рука и быстрым, точным движением схватила меня за запястье.

— Успокойся, — сказал голос. — Просто веди машину. Она тебя не тронет. Если будешь вести машину.

Если честно, то этих слов я не услышал. Свободной рукой мне удалось вытащить из кармана пистолет. По груди прокатилась новая волна невообразимой боли: она калечила, разрывала пополам. В знак протеста руки и ноги отказались повиноваться.

Человек на заднем сиденье очень медленно отобрал у меня пистолет и повторил:

— Веди машину. Просто веди машину.

Боль отступила. Мои легкие бешено перекачивали воздух. Я крепко зажмурился, открыл глаза и осторожно поставил ногу на педаль газа. Затем попытался посмотреть на существо, которое меня вырубило; его хвост высовывался из–под рубашки. Спину существа усеивали стебельки примерно в дюйм длиной, и на конце каждого находился маленький черный глаз. Существо ползало под рубашкой, стебельки щекотали мне грудь. Хвост монстра тихо скользил по кожаной куртке. За спиной что–то зашуршало, словно человек откинулся на спинку сиденья. Я поехал дальше, отчаянно пытаясь вспомнить, куда я направляюсь. Мне показалось, что по животу течет капля какой–то жидкости.

Я попытался сказать что–то остроумное, но в итоге пробормотал что–то вроде:

— ХОЧЕШЬ ТЫ ХОЧЕШЬ СОСИСКА МЕНЯ?

Фраза оборвалась, закончившись резкой, задыхающейся трелью.

— Успокойся. Все хорошо. Скажи, куда ты направлялся, и тогда я назову себя.

— Кто… кто ты, черт побери?

— Мое имя — Роберт Норт.

— Поздравляю. А кто ты, и что это за тварь, которую ты…

— Пожалуйста, отвечай на вопрос. Куда ты так спешил?

— Домой, а что? Тебе–то какое дело? Что сегодня вообще творится?

Я повернул зеркало заднего вида: с заднего сиденья на меня смотрел худой человек лет тридцати. Каштановые волосы, выпученные глаза, нос, похожий на клюв. Похож на англичанина, но говорит без акцента. Одет в синий жилет, вроде тех, которые носят служащие «Волмарта»; на голове белая пушистая женская шапка, на груди игрушечный значок шерифа. Человек говорил с некоторым затруднением, словно робот, словно глухой, который не слышит собственного голоса.