У пиццы был вкус тухлых яиц, но это чувствовал только я. До конца недели вся еда пахла формалином или растворителем, и я решил, что твари надо мной прикалываются, жмут подряд на все кнопки в моем мозгу. Когда монстрам надоело, они стали воздействовать на другие органы чувств. Засыпая, я слышал свое имя — словно кто-то твердил его в шести дюймах от моего уха. Это повторялось снова и снова.
Молли нервничала, бродила по ночам вокруг кровати, словно часовой. Однажды утром собака разбудила меня, прижавшись мокрым носом к локтю. Я выпустил ее из дома, и она без оглядки помчалась по улице.
Вскоре после этого они — кем бы «они» ни были — попробовали новый метод: радио. В моей голове звучали искаженные версии песен. Мне заводили легкие, танцевальные мелодии с текстами про изнасилования в тюрьмах и инцест, а однажды — композицию «Stairway to Heaven», в которой неоднократно повторялось мое имя. Новая версия играла в оживленном торговом центре (хотя, конечно, слышал ее только я) и озвучивала список всех моих прегрешений и пороков, перечисляла все причины, по которым я, Дэвид Вонг, после смерти отправлюсь в ад.
Если честно, меня проняло — несмотря на то, что рифмы оказались так себе. Ну а какое слово рифмуется с «мастурбацией»?
Постепенно я пришел к выводу, что у этих теней такое же чувство юмора, как и у четырнадцатилетних подростков.
Именно тогда наши отношения с Джен стали разрушаться — хотя, возможно, они потихоньку ухудшались с самого начала. Она что-то заподозрила — в основном потому, что я слушал гораздо больше рок-баллад 80–х годов, чем обычно, — а заподозрив, приставала ко мне с расспросами до тех пор, пока не раскололся и не выложил все начистоту.
Выслушав меня, Дженнифер кивнула, сказала, что все понимает, а затем отправилась к своей подруге Эмбер — якобы для того, чтобы помочь ей ухаживать за новорожденным. При этом Джен захватила с собой всю свою одежду и на следующий день не вернулась. Я расстроился, сидел и думал о том, мы буду день за днем возвращаться в пустой дом, где меня не встретит даже Молли.
Однажды вечером, несколько недель спустя, я ехал с работы домой, и в мозгу крутилась только одна мысль: сейчас я заеду в магазин, куплю пирог и съем его целиком. За один присест. Целый пирог.
По радио играла переработанная сверхъестественным образом песня группы «Duran Duran». В припеве повторялось слово «Африка», и какая-то команда подражателей под названием «Toto» превратила композицию в обличительную речь против черных. Я постарался выбросить песню из головы.
Зазвонил телефон.
Как всегда потрясенный тем, что не выключил его, я нащупал пищащий телефон в кармане куртки. На экране определился номер Джона. Я нажал на кнопку.
— Нет.
— Дейв! Как хорошо, что я тебя поймал. Только что звонил мой дядя: он просит нас помочь ему в одном деле. Ну, типа, в качестве консультантов.
— Твой дядя? Танцор в клубе? И по какому вопросу мы будем его консультировать?
— Нет-нет, не тот дядя! Дядя Дрейк, полицейский. На месте преступления творится что-то странное, и он просит, чтобы мы на это взглянули. Западная Двадцать третья улица, дом номер тысяча восемьсот восемьдесят, рядом с торговым центром.
Я задумался. Нам позвонили из
— Нет. Мы это уже обсуждали. Я отправляюсь домой есть пирог.
— Кажется, они нашли Молли.
— Что?
— Заезжай за мной. До скорого.
— Джон, я никуда не поеду. Я…
Но связь уже прервалась.
Я выругался и потер лоб. По радио расистские вирши накладывались на идеальную гармонию поп-песни 80–х.
«Отправим их обратно в А-а-африку…»
Я потянулся к выключателю — и увидел, что радио не работает.
Приехали, блин.
Я заехал за Джоном, ведь он остался без средств передвижения: банк забрал мотоцикл за долги, и вернуть «железного коня» не помогли даже сверхъестественные способности.
Мы повернули на 23–ю улицу — идеальный ряд домов модного кофейного цвета, со сверкающим внедорожником у каждой двери. Найти нужное здание оказалось легко: вокруг него теснилось столько полицейских машин с красно-синими маячками, что все вместе они походили на корабль пришельцев из «Близких контактов третьей степени».
«Если кто-нибудь прикажет нам убираться, уезжаем немедленно, — подумал я, когда мы остановились в квартале от места преступления. — Хоть один неодобрительный возглас — и катимся восвояси».
Мы проехали мимо синего «джипа» с номером STRMQQ1. Слегка нахмурившись, Джон оглядел его. На лужайке перед домом стояли четверо растерянных полицейских; похоже, каждый из них чувствовал себя увереннее от того, что рядом вооруженный напарник. На нас уставились четыре пары глаз.
— Не волнуйтесь, мы уже здесь, — сказал Джон.
Эта реплика полицейских разозлила. Они нас знать не знали, и от неприятностей нас спасло только появление Дрейка, дяди Джона, здоровенного малого в полицейской форме, с солидным животиком. Свой шрам на верхней губе Дрейк пытался скрыть, отрастив неаккуратные усы.